Самолёт по имени Серёжка
Шрифт:
Он не стал отпираться.
– Ага... Но мы не будем специально за бутылками охотиться, не бойся! Это так, попутная добыча.
– Да разве я боюсь!
– Смотри, какой переулок! Почему-то называется Трамвайный.
Никаких трамваев в переулке - кривом, заросшем, с домишками и палисадниками - не было. Но он вывел нас на пригорок, где стоял заброшенный дом, похожий на маленький замок. В одном месте пригорок обрывался вниз, там среди заборов и репейников лежали рельсы и шпалы, по ним в самом деле проехал красный трамвайчик старинного вида. Сережка сказал, что это, видимо, пригородная линия, которая ведет к садам
Он втащил меня и кресло в развалины дома, где сквозь пол рос иван-чай и темнела по углам крапива. Здесь мы нашли первую добычу - пять бутылок из-под "Столичной" и пива. Видать, местным пьяницам это место было известно. Пока Сережка обследовал закутки, шипел и шепотом ругался в крапиве, я оглядывался.
Стены были исписаны всякой гадостью, кругом полусгнившие клочья газет и мусор. Но все равно чудилась в развалинах загадочность. Солнце сквозь оконные проемы пробивалось в нежилой сумрак. Розовые цветы иван-чая светились в лучах, словно внутри их горели лампочки. Здесь был намек, ожидание чего-то необычного...
Мы выбрались наружу, пристроили сумку с бутылками на подножке кресла, у меня под ногами.
– Теперь - туда, - решительно сказал Сережка.
С пригорка видна была территория... ну, не знаю даже чего. То ли заброшенного завода, то ли каких-то баз и складов - с грузовыми эстакадами, ангарами и вышками...
– Туда, наверно, нельзя, - засомневался я.
– Почему же? Там никого нет.
– Ты думаешь, там много бутылок?
– Там много всего, - значительно сказал Сережка.
Извилистыми тротуарами Сережка скатил меня к трамвайному пути. Мы двигались сначала по траве вдоль полотна. Затем рельсовый путь раздвоился, и одна колея повела прямо к опустелым цехам и поваленным кранам.
– Разве туда тоже ходит трамвай?
– Что ты, Ромка! Смотри, рельсы совсем ржавые!
Сережка выкатил кресло на полотно этой заброшенной дороги. Меня стало потряхивать на шпалах, но не сильно - шпалы были вровень с землей. Между ними росла белая кашка и одуванчики. И вездесущие подорожники. А по краям стояли полынь и дикий укроп.
Прыгали перед нами воробьи, вскрикивали о чем-то. Мне вдруг показалось: не просто чирикают, а стараются предупредить. Может быть: "Не ходите туда, там заколдованные места"?
Два длинных бетонных цеха с пустыми окнами, с решетчатыми сооружениями на крышах двигались навстречу, наплывали, как два океанских парохода, покинутых людьми.
А Сережка молчаливо шел сзади, толкая кресло. Мне вдруг подумалось, что он не просто Сережка. Может, он - волшебник или пришелец из какого-то зазеркалья и хочет забрать меня с собой в другой мир?.. Ну и пусть заберет, если хочет! Значит, такая судьба! Лишь бы он, мой друг Сережка, всегда был рядом...
Я спросил шепотом, не оглянувшись.
– Сережка, может, это и есть Безлюдные Пространства?– Впервые я назвал их вот так, со значением. С большой буквы.
– Конечно...– Сережка сказал это беспечно, однако среди бетонных громад отозвалось необычное шелестящее эхо.
Потом цеха кончились и перед нами открылась громадная заброшенная территория. На ней там и тут виднелись причудливые технические постройки и великанские механизмы. Стояли кирпичные башни, оплетенные трубопроводами и лесенками. Темнели похожие на уснувших китов полукруглые ангары. Словно прилетевшие в давние времена и застрявшие
Никому? Нет, оказалось, что это нужно нам с Сережкой. Мы окунулись в забытую людьми страну, словно в джунгли и скалы необитаемого острова. "Остров" окутывала солнечная тишина. Из живых существ здесь водились только воробьи да бабочки. Травы тут вымахали выше головы. Было очень много мелких желтых цветов и розового иван-чая. Пахло теплым ржавым железом, но этот запах вовсе не казался противным. Наверное, потому, что смешивался с запахом чертополоховых джунглей...
Да, безлюдно было. И все же порой казалось, что есть тут кто-то, кроме нас. Этот "кто-то" был большой и невидимый. Он снисходительно следил за двумя мальчишками, которые без спросу забрались в его владения. "Ладно уж, не жалко..." Мы ощущали присутствие хозяина и говорили полушепотом.
– Сережка, что здесь было раньше, а?
– Говорят, военные заводы. Потом они сделались не нужны, а на мирные переделать их не смогли. Вот и забросили...
– Ты же говорил, что люди уходят, а душа на Безлюдных Пространствах остается...
– Ну да.
– Но на военных заводах душа не может быть добрая. Оружие - оно же для смерти... А почему тогда здесь так хорошо?
Сережка подумал.
– Наверно, потому, что душа Пространства теперь отдыхает. Может быть, она измучилась от того, что столько здесь было всего... убийственного, и нынче довольна, что все это позади... Знаешь, Ромка, я в какой-то книжке читал: "Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на солнце спят старые, никому не нужные пушки..." Вот и здесь так же...
Мне такое объяснение показалось очень-очень правильным. И захотелось еще дальше в глубь пустынной страны...
Ох, сколько мы тут лазили, бродили, пробирались! Сережка даже затащил меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных машин...
Из бетонной будки высовывалась и уходила в землю широченная, с меня толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Сережка за другую. В трубе что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки. Глянули друг на друга - перепугано. Сережка мигнул и засмеялся:
– Наверно, какой-то старый гидронасос...
– Конечно, - торопливо сказал я. А сам подумал: "Уж не рассердили ли мы задремавшего "Кого-то"?.. Ой..."
Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло буксовало, Сережка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки у меня уже гудели от усталости.
– Сережка, ты же замаялся со мной...
– Ни чуточки...– Но дышал он часто.