Самолеты летят к партизанам (Записки начальника штаба)
Шрифт:
— Уходите скорее, или мы все попадем в плен!
Это были последние слова лейтенанта. Он потерял сознание и в таком состоянии попал в плен. Двое раненых ушли в партизанский отряд Ковпака. Стрелок Покровский исчез.
По указанию Гризодубовой я обратился с письмом к полковому комиссару Рудневу, у которого просил расследовать через свою разведку обстоятельства гибели летчика Иванова и исчезновения Покровского. Через месяц Борис Григорьевич Лунц, летавший к Ковпаку, доставил нам ответ Руднева.
«Разведчикам Ковпака, — писал Руднев, — удалось установить обстоятельства смерти летчика Иванова. Фашисты допрашивали
Так трагически закончилась жизнь смелого летчика, пламенного патриота Михаила Ивановича Поповича и членов его экипажа.
В конце ноября летчики полка узнали еще одну печальную весть: легендарный партизанский вожак Константин Сергеевич Заслонов погиб 14 ноября смертью храбрых в бою с фашистами в деревне Куповать. Личный состав полка с болью воспринял эту тяжелую весть.
Партизанские дети
Самолет нырнул в лучи стартовых прожекторов, у посадочного, выложенного лампочками «Т» мягко коснулся бетонки и плавно, сбавляя скорость, побежал в темноту. Вскоре он зарулил на разгрузочную площадку. Выключенные моторы, остывая, издавали треск, напоминавший хруст тонкого льда при первых заморозках.
Бортмеханик, распахнув дверь, приставил железную лесенку, и мы увидели малолетних пассажиров. Это были партизанские дети. Одетые в тряпье, они за время полета в холодную осеннюю ночь, на высоте сильно перемерзли. Среди них были сироты, родители которых замучены фашистами. Командир корабля Николай Слепов, показывая на двенадцатилетнего мальчишку в большом пиджаке, сказал:
— Никак не хотел лететь. Спросили: «Почему? Ведь в Москве будет лучше, и товарищи твои летят». А он серьезно: «Гришке-то хорошо, в разведку ходил, а я что? Даже ни одного фрица не убил?» «Не расстраивайся, — успокоил я его. — Врагов пускай убивают взрослые, а тебе учиться надо». Еле уговорил малого.
Слепов помог мальчишке забраться в автобус, прибывший за детьми из Москвы, помахал им рукой. Их было более двадцати.
Дикие зверства немецко-фашистских захватчиков, насилия и убийства советских граждан привели к тому, что на оккупированной территории появились тысячи детей-сирот. Многие из них ушли в леса, к партизанам. Но в партизанских отрядах не было жилых помещений, теплой одежды, нормального питания, а больным малышам — квалифицированной медицинской помощи. Не могли дети и учиться. Командиры отрядов, к которым с осени 1942 года стали прилетать самолеты с посадкой, не дожидаясь холодов и указаний свыше, сами по возможности отправляли детей на Большую землю.
В ночь на 13 сентября 1943 года экипаж Василия Дмитриевича Асавина произвел посадку на партизанской площадке Лужица, взял в самолет оставшихся там десятерых детей и перед утром вылетел в Москву. На рассвете в районе
Фашисты весь огонь сосредоточили на пулеметных установках советского самолета. Это спасло детей. Героически защищая самолет, погиб радист Монахов. Его место занял у пулемета борттехник Белоконь. Вскоре был убит второй пилот Кульников. К пулемету стал штурман Логинов. Неравный бой продолжался. Одно сознание, что на борту корабля дети, удесятеряло сопротивляемость. Но вот смертельно ранен стрелок Дробышев. Ранены штурман и борттехник, кончились боеприпасы. Беззащитным самолет вышел на свою территорию, в зону нашей противовоздушной обороны переднего края. Последняя атака «мессершмиттов» не состоялась: они были обстреляны зенитной артиллерией, и один из них, объятый пламенем, камнем упал на землю.
Наш самолет был настолько искалечен, что держаться в воздухе больше не мог. Асавину удалось сделать посадку в поле в районе Лохвиц. 500 пробоин насчитал летчик в самолете и моторах. Спасенные ценой трех жизней летчиков-комсомольцев, дети были отправлены в Москву. Погибшие товарищи похоронены по русскому обычаю на поле брани. Прибывшие инженеры сделали вывод, что самолет ремонту не подлежит. Он был оставлен памятником на могиле Ивана Васильевича Кульникова, Василия Федоровича Монахова и Ивана Игнатьевича Дробышева.
В начале ноября холода стали чувствительнее, особенно ночью. Гризодубова получила официальное указание об эвакуации детей из всех партизанских отрядов, куда могли летать наши самолеты с посадкой.
Для уточнения задания, связанного с вывозкой детей, Валентина Степановна послала меня в Москву, в Центральный штаб партизанского движения. В этом штабе я бывал уже не раз, видел там командиров партизанских отрядов, секретарей райкомов и обкомов, направляемых партией для руководства партизанским движением. Они ожидали отлета наших самолетов в свои отряды за линию фронта. Зайдя в кабинет к генералу Хмельницкому, я доложил ему о цели прибытия и стал забрасывать генерала вопросами.
— Не торопитесь, молодой человек, — сказал генерал. — Давайте по порядку. Начнем с того, что вы должны уяснить и передать Валентине Степановне, а потом я буду вас слушать. Договорились? Тогда начнем с первого: о вывозке детей из партизанских отрядов есть указание ЦК партии. Второе: Центральный штаб партизанского движения приказывает вам, летчикам, чтобы вы приложили все свои силы выполнить это указание партии как можно скорее, до наступления зимы. Посадочные площадки у партизан уже готовы. Вот и все.
— Ясно, товарищ генерал. Командиру все передам точно. Уверен — приказ выполним, — заверил я генерала.
— Не сомневаюсь, — одобрительно сказал Хмельницкий. — А теперь давайте вопросы.
Я передал генералу просьбу летчиков о лучшей расстановке сигналов на посадочных площадках и жалобу на то, что во многих партизанских отрядах погрузкой раненых и детей никто не руководит и в момент загрузки самолета создаются излишние толкотня и беспорядок. А для экипажей дорога каждая минута. Генерал заверил, что обо всем будут даны указания командирам соединений и отрядов по радио.