Самородок
Шрифт:
Баев продолжал смотреть на полковника, и его глаза всё больше становились прозрачными и льдистыми, как у человека, смертельно уставшего копаться в себе. Затем он отвернулся, бросил взгляд на модуль и тихо спросил, скорее себя, чем Злотникова:
– Только почему она мне всё же доверилась, когда я ворвался к ней лишь с одним - убивать, убивать и убивать? Почему? Что во мне есть такого, чего я не знал, а она разглядела в одно мгновение? Что?..
Злотников не нашёлся, что ответить, и просто пожал плечами.
ГЛАВА 6. УДАР В СПИНУ
Алгойский воитель, подпространственник нового поколения, финишировал в векторном стволе прокола и тут же
Для военного звездолёта, коим и являлся воитель, размеры средние, если учесть, что тот же алгойский флагман, к примеру, зависший сейчас над Датаем, был в пять раз больше, а его земной аналог и того крупнее (серия "Минотавр", ничего удивительного). Но, как известно, всё же не размеры были доминирующими при ведении боевых действий, значение имело в первую очередь то, что ты несёшь под тиквиловой бронёй в своих арсеналах. У воителя с этим как раз было всё в порядке.
Вынырнул алгоец примерно в двухстах световых часах от Датая, планеты, где находился древний артефакт, который земляне называли нуль-тэ, а алгойцы транс-генератором. Именно из-за него между ними и разразилась война. Четвёртую неделю на самом Датае, где под большим городом на почти трёхкилометровой глубине и находился тот злополучный артефакт, вовсю шли боевые действия, десантные части перемалывали друг друга, не считаясь с потерями, а полем боя и непосредственно передовой являлась вся подземная инфраструктура, раскинувшаяся под городом на многие квадратные километры вокруг камеры с артефактом. В космосе сражались тоже - крейсера, линкоры, миноносцы, "матки" и эскадрильи истребителей и штурмовиков постоянно отвечали ударом на удар и так же не считались с потерями, ибо на карту было поставлено многое, если не всё. Но ни та, ни другая сторона захватить, но, главное, удержать в своих руках драгоценную находку никак не могла. По объективным причинам - мешал противник. Ситуация, как и следовало ожидать, неминуемо зашла в тупик, потому что обе расы обладали и достаточными ресурсами, и мощностями, и потенциалом, чтобы войну эту вести столько, сколько потребуется. Хотя земляне, вообще-то, были и не против переговоров, чтобы конфликт разрешить малой кровью, но алгойцы, прирождённые воины, даже политику рассматривали с военной точки зрения и ни о каких миротворческих планах даже не помышляли, для них действенным оставалось лишь одно - сила и мощь. Эхо войны катилось по галактике, и пока две могущественные расы обескровливали друг друга, намертво сцепившись между собой в смертельной схватке, остальные, и прежде всего джаоды, краоги и суганцы, чего-то выжидали, вынашивая какие-то свои планы. Совсем не надо быть провидцем, чтобы сделать очевидный вывод - наверняка скоро в системе появятся и их армады. И уж чем тогда всё завершится, ведает один лишь Сущий.
Но капитана воителя будущее развитие событий волновало мало. У него была своя конкретная цель и задача.
Расчётный сектор выхода приходился на пустынный район: несколько крупных астероидов, десяток средних, сотни мелких. Точка выхода практически совпала с расчётной. А задача у воителя как раз и была войти в систему Датая незамеченным и оставаться таковым как можно дольше, даже для своих (а уж для хомо особенно). И то, что операция, готовившаяся в глубочайшей тайне, началась столь успешно, не могло приносить ничего, кроме удовлетворения. Двести световых часов - пустяк, неделя полёта по земному исчислению, и за это время надо успеть подготовиться со всей основательностью: структурировать и декодировать (а проще говоря, "разогреть") ва-гуала, который девочка с Мизая и называла Большим Злом, довести его до нужной кондиции, разбудить в нём ту Силу, что пока что в ва-гуале ещё дремала, ну а уж потом...
Капитан усмехнулся, но про себя (проявление эмоций считалось у представителей его расы признаком слабости). А вот потом, земляне, через каких-то двести ваших часов, мы и посмотрим, кто из нас всё-таки сильней и могущественней...
По виому показывали какую-то бредятину, и Ким, чертыхнувшись, выключил экран. Дьявол! Неужели он настолько отвык от всего земного, что даже лёгкая
Хотя он понимал, что комедия, конечно же, тут ни при чём, а виноват так называемый синдром Внеземелья, когда привыкаешь совсем к д р у г о м у , когда шкала ценностей в корне меняется, сдвигается в сторону запредельного, непознанного, необычного и частенько необъяснимого, на что так богат непостижимый Космос. Понимать-то понимал, да ничего с собой поделать не мог: космос давно уже всецело завладел душой, растворился в крови, безжалостно выдавив из него всё наносное, легкомысленное, надуманное и мелочное. Тесно как-то становилось на Земле после таких вот просторов и расстояний! Он рассеянно посмотрел в панорам-окно, уже слегка подрумяненное заходящим солнцем.
А всё-таки вот этого никакой космос из души не вытравит - ощущение сопричастности с родной природой и тот же душевный подъём при виде такой вот красоты: садящийся прямо в берёзовый лес багровый диск солнца; пруд, подёрнутый серебристой дымкой тумана, тишина и покой, завладевшие, казалось, всем миром. Разве можно всё-таки променять вот эти берёзы, постепенно растворяющиеся в полусумраке летнего вечера, на что-то иное, часто враждебное, полностью чуждое этой красоте, порой беззащитной в своей первозданности? Земля - наша колыбель, и поэтому ничего, кроме нежности и любви, она не заслуживает.
Баев поднялся из кресла и хотел было пройти на кухню, чтобы налить кофе, но не попал сразу в тапок и остановился, пытаясь впечатать ногу в упрямую домашнюю обувь. Тут-то его и застал видеовызов.
Сразу ожил терминал, или "связной", как по укоренившейся среди безопасников привычке, называл его Ким. Он оглянулся. Чёрт, кто это там?.. Хотя догадывался, кто. Наверняка Андрюха Вольнов, стажёр их отдела и в некотором роде его подопечный - рыжий, вихрастый, с вечно смеющимися глазами, неунывающий, молодой и потому нахальный. И хоть Баев и ждал звонка из Института биотехнологий, где в данный момент находилась о н а, но кофе тоже хотелось. Настроился он на кофе, вот какое дело. И поэтому сначала приготовил всё необходимое, заварил и лишь потом вернулся в комнату.
Вызов оказался не из института. С плоского экрана терминала на него смотрел какой-то малосимпатичный тип, совершенно незнакомый. Малосимпатичным его делал взгляд - цепкий, жёсткий и холодный, даже с налётом некой угрюмости. Ким ещё подумал, что мужик чем-то серьёзно озабочен, так, например, смотрит какой-нибудь авторитетный начальник на нерадивого подчиненного; суровое, застывшее лицо привлекательности незнакомцу так же не добавляло. И цвет волос какой-то неестественный, словно голову ему слегка мукой присыпали, к тому же далеко не высшего сорта. Баев не сразу сообразил, что ещё показалось ему странным в этом лице, и, уже усаживаясь перед видеотерминалом и пригубив кофе, вдруг понял - отсутствие эмоций. Застывшая маска, а не лицо, плюс этот неприятный взгляд: тягучий, равнодушный и где-то даже бесчеловечный. М-да... Какой, однако, сумрачный тип. И кто же это, интересно, такой?
– Ким Баев?
И голос-то под стать - глуховатый и безликий, как у андроида. Последнее сравнение его весьма насторожило. Кофе он отставил в сторону и весь подобрался. По привычке, что уже в крови. По наитию, что из той же крови ничем и не вытравишь.
Баев был неплохим физиономистом, профессия обязывала,- как никак старший инспектор Службы Контроля Безопасности Земли, одной из самой значимой силовой структуры планеты, к тому же прирождённый оперативник, и поэтому он сразу напрягся, безошибочно почуяв в непрошенном визитёре необычного человека. Весьма необычного. Он уловил запах тревоги и опасности, что от того исходил, но в чём это выражалось конкретно, словами бы не объяснил. Не то, чтобы их не было, но были они какие-то обтекаемые, расплывчатые, общие. Просто после Мизая и той памятной встречи Баев уже многое чувствовал инстинктивно, подкожно, или, если угодно, подсознательно. Открылось у него после Мизая внутреннее зрение, вернее, оно просто обострилось донельзя, до предела, стал он вдруг видеть многое из того, что ранее скрывалось за сущностью вещей, их некоторой завуалированностью. Проще говоря, он стал тем, кого раньше называли интрасенсами. Только с приставкой супер. Хотя и "стал" - тоже не совсем верно. Он ещё учился и многое постигал, возможно даже, некие эзотерические знания, в большинстве случаев методом "тыка" пробуя на зуб свои новые возможности, и не всегда разбираясь в той гамме чувств и ощущений, что с некоторых пор переполняли его, как перебродившее вино малоёмкий сосуд. Чтобы освоиться со своим новым вторым "я", ему элементарно нужно было время. Но что-то Киму подсказывало, что времени-то как раз отпущено самый минимум.