Самозванка в Академии стихий

Легран Кира

Вот же дрянь! Какие там свидания!

Ветки нещадно хлестали по лицу, впереди трещало, обрывки паутины липли к щекам. Я надсаживалась изо всех сил, стремясь догнать его во чтобы то ни стало. За себя, за Нитку, за крошечных детишек и безвинного мясника. Схватить раз и навсегда, потому что иначе он не уймётся.

Холодная ночь обернулась жарой, по вискам уже текло. Тропа выскочила из-под деревьев под холм и раздвоилась: наверх или в сторону. Я замешкалась, но тут в стороне что-то хлопнуло, затрещали ветки, и ноги сами понесли туда.

Сердце успело ударить шесть раз — три раза

по шесть шагов перед тем, как под ботинком хрупнула россыпь скорлупок. Ногу схватило так, что едва не выдернуло напрочь, земля бросилась в лицо. Я успела подставить ладони и грохнулась на них. Обернулась, задёргала ногой — голень намертво оплели шипастые побеги кроводёра. Территы делали их для охотников на магических животных, но времени оценить иронию у меня не было.

По травянистому склону холма торопливо сбежала фигура в плаще.

Глава 39

Киннипер сбросил капюшон.

— Вот… И… Всё… — произнёс он, пытаясь отдышаться после бешеного забега. Коротко хохотнул при виде моего плачевного положения. Зашёл спереди и бросил мне в лицо низку бусин, похожую на чётки: — Это было просто.

Стоя на коленях, я без труда увернулась, бусины ударили о плечо и шлёпнулись на землю. Мерцающая разными цветами печать выдавала артефакт иллюзий. Довольно слабенький: видимый фантом с его помощью не создать. А вот звук, с которым ломают ветки на бегу — очень даже. Я скрипнула зубами с досады. Не ожидала, что будучи застигнутым врасплох он успеет сообразить что-то такое. Подготовился, гадёныш.

Киннипер шагнул ещё ближе, и я упреждающе вскинула руку.

— Ну, попробуй, — захихикал он.

Огонь не откликнулся на призыв. Вот, когда страх по-настоящему заморозил нутро! Так привыкла к тому, что лепестки пламени зажигались без лишней мысли, что теперь почувствовала, будто одной руки лишилась. Воздух тоже не слушался.

Должно быть, чувства отразились на лице, потому что Киннипер расплылся в полубезумной улыбке:

— Знаешь, почему с кроводёром охотятся на магических животных? Нет, конечно же нет, — ответил он сам себе, театрально жестикулируя. — Откуда бы взялась эта растерянность, если бы ты знала? Кроводёр, испив крови жертвы, на время блокирует её дар. Какая неприятность для тебя — и прекрасная возможность для меня. Разве это не гениально?

— Подойдёшь ближе — и я безо всякой магии лишу тебя возможности иметь детей.

— Фу, — тут же скривился он, — ну и грубый же у тебя язык. Может, мне укоротить его? Несколько месяцев отираешься возле благородных, а натура всё равно воняет помоями из Ямы. Удивительно, как все вокруг не замечают этого, я словно единственный зрячий в стане слепцов! — На месте ему не стоялось. Киннипер бродил из стороны в сторону, как маятник, размахивал руками, словно актёр на сцене в ожидании оваций. — Мерзкое существо, ты не заслуживаешь ни того дара, что я в тебе зародил, ни того, что ты украла.

Пока он разглагольствовал, я украдкой пыталась выдрать шипы кроводёра из кожи — без особого успеха, растение будто сжимало ещё сильнее. Но тут даже остановилась:

— Что-что ты во мне зародил?

— Я всё думал, — он резко присел на корточки и уставился

на меня в упор немигающим взглядом, — как же так вышло, что какая-то безродная девка вдруг оказалась магом? Что за ошибка природы? Неужели естественный порядок вещей полетел в Бездну, и нас ждёт эпоха беззакония и неразберихи? Но потом я понял. Я всё-о-о-о-о понял… — С таким видом, словно на него снизошла благодать, Киннипер сложил руки под подбородком. — Природа никогда не ошибается. Она просто дала мне особую роль. Выбирать тех, в ком можно пробудить дар. Вкладывать семена в благодатную почву, и если те прорастут — собрать плоды, что сделают меня сильнее. И тогда на пожаре я действовал по наитию, по зову внутреннего голоса, который велел мне обратить внимание на тебя. Первое семя, что дало всход.

Глаза его в полукружьях глубоких теней горели фанатичным огнём. Лицо то застывало пугающей маской, то менялось ежесекундно, претекало из одного выражения в другое, подобно ртути. А он ведь и правда верит, поняла я. От первого до последнего слова.

— Так ты у нас земледелец, выходит, осиянный великой миссией, — скривилась я. — А что с теми, кого ты уже убил? Сорт почвы не тот был?

Киннипер замолчал. Облизнул тонкие губы, исподлобья бросая на меня взгляды. Полная самолюбования улыбка бесследно растворилась в ночи.

— Откуда ты узнала? А, не важно, — оборвал он сам себя с раздражением и встал, — из этого леса ты всё равно не выйдешь. Пусть остальные оказались пустышками, но ты… Когда я был глуп и слеп, то думал, что тебя послали тёмные силы. Но теперь-то я знаю — ты моя самая большая удача.

В любых других обстоятельствах я бы обрадовалась такому комплименту. Сейчас у него был привкус крови и гнили.

Киннипер вынул кинжал. Полюбовался игрой тени и света на узорном лезвии, рассмотрел со всех сторон, будто видел впервые. Он никуда не торопился, уверенный в надёжности магических силков.

И не зря. Кроводёр оплёл ногу почти до середины икры, прижал к земле так, словно пытался продавить сквозь неё. Сколько ни дёргайся — даже упёртым в тропу коленом не шелохнуть.

Паника, которую я изо всех сил сдерживала, потихоньку начинала расползаться с током крови по телу. Агрессивно настроенный человек с оружием в руках казался мне достаточной угрозой. Но ни артефакт, ни Пак так не считали, видимо, потому что ни один из них себя не проявлял.

Вереница догадок пронеслась одной траурной лентой. Что, если я не настолько в безопасности, как считала? Холодный пот выступил на спине. Я сжала челюсти, опёрлась на свободную ногу. Руки всё ещё не связаны — так что пусть этот тощий курёнок только подойдёт поближе.

Я храбрилась, неотрывно следя за Киннипером, но в глубине души знала — ему достаточно полоснуть меня по горлу, чтобы всё закончилось. Даже не слишком глубоко, лишь бы вспороть кровоток.

И от этого знания согнутые руки тряслись мелкой дрожью.

А мой пленитель явно получал удовольствие, оттягивая финал. Наслаждался своей мнимой силой, ощущением власти над чужой жизнью. Киннипер снова улыбался — и в этой гримасе сверкало превосходство.

Будь рядом с нами зеркало — он бы вряд ли смог оторваться от самолюбования.