Самозванка в Академии стихий

Легран Кира

— Хорошо… — Джейми снова поклонился мне, ну прямо маленький герцог в этом своём костюмчике: — До свидания, леди Шасоваж.

— До свидания, лорд Фламберли, — столь же серьёзно ответила я. Дождалась, пока он скроется под завесой садовой зелени: — Милый ребёнок, такой непосредственный. Сколько ему?

— Семь, — сказала Нарелия и моментально помрачнела. — Не долго ему быть таким, если останется здесь.

Трость и отбитые костяшки, равнодушное лицо отца, заготовленная баночка мази от ран. Трудно

было не понять, о чём она.

— Ты не можешь его забрать?

— Куда? — вскинулась девушка. Сейчас она сама напоминала ребёнка, который давным-давно потерялся в лесу и уже устал плакать. — Академия не место для детей, да и кто позволит незамужней сестре забрать его? Это скандал. А замужество… Лиам бы перешёл в наш род, если б мы поженились, его урождённый дар слабее моего. И так с каждым, кто увивался за мной и дошёл до предложения. Толку от этого брака, если я не смогу ни сама уйти из этого дома, ни забрать Джейми? Мне нужен кто-то, кто сильнее меня, кто вытащит нас отсюда, — сказала она с затаённой горечью.

Я знала, о ком она говорит. И всё равно протянула ей гребень вместо того, чтобы злорадствовать:

— Попробуй и ты.

Игнитка возмущённо выдохнула:

— Зачем это? Посмеяться хочешь?

— Давай, ну же. Ты никогда его не использовала?

— Раньше частенько. Но когда сотню раз ничего не происходит, на сто первый понимаешь, что продолжать не имеет смысла.

Она всё-таки перехватила гребень — камень ожидаемо вспыхнул и погас.

Покачала в руке, разглядывая с лёгким недоумением: будто встретила старого друга, чьё лицо совсем позабыла. С видом ну-я-же-говорила-что-так-будет провела по распущенным кудрям.

Вниз скатилась крупная жемчужина и дробно запрыгала по камням.

Мы переглянулись и уставились на неё в молчании.

Глава 37

На обратной дороге я остро осознала необходимость сменной обуви: зарядил многодневный дождь, от которого мои ботинки промокали насквозь раньше, чем я успевала забежать под крышу. От таких испытаний вид у них сделался настолько плачевный, что Нарелия в конце-концов предложила взять что-то из её вещей. Правда, сделала она это в своём обычном стиле:

— Академия не выдержит, если по её дорожкам будут топтаться в подобной обуви.

Из гордости я отказалась. Но всё-таки попросила высадить меня в торговом квартале, чтобы зайти в лавку поприличнее.

Как раз выглянуло солнце в разрыве облаков, будто дожидалось меня. Умытый дождём город похорошел, освежился, в блестящей зелени вовсю заливались птички. Я увернулась от поднятых другим экипажем брызг и в преотличном настроении свернула к первой же вывеске с сапогом.

Торговец балакал с дородной женщиной в чёрном платье.

— …третьего дня

и схоронили, — вздыхала она объёмистой грудью. — Горе-то какое! Чуяло моё сердце, так и выйдет, всегда неслухом был. Только мать глаза отведёт — как он вжик из дома, что твой кот. То по крышам лазал, то в господские окна заглядывал, сладу нет. Уж я сестре говорила, ты возьми хво…

— Доброго дня! — прервал её торговец, заметив меня. Засиял профессиональной улыбкой во весь рот: — Чего изволите, госпожа? Вчера подвезли новую модель, в этом сезоне все носят, а кожа такая тонкая, что сама королева не побрезгует.

Женщина поплотнее запахнула платок, недобро покосилась на меня. Опёрлась на прилавок и зашептала:

— А всё-таки странное творится. Вот и молодуху такую декаду назад у моста выловили, а в том месяце, говорят, сразу двое детишек на Нижней домой не воротились. Не нравится мне это, ох, не нравится. А магикам и дела нет, сидят в своей башне за забором, в ус не дуют, хоть все тут перемрём…

Улыбка торговца стала малость напряжённой.

— Ступай, ступай, — зашипел он на женщину. — Не видишь, покупательница у меня.

С большим трудом он выдворил её из лавки, оправил манжеты и радостно вопросил:

— Ну-с, вам для весны, для лета? Всего имеется.

Пока я примеряла симпатичные ботинки с лентами, женщина успела воротиться. Заглянула, фыркнула на меня, да совсем ушла.

— Неспокойно в городе стало? — Я покрутила носком у зеркала. До чего хороши, даже по земле в таких ходить жалко.

— Ох, госпожа, — отмахнулся лавочник, — чего люди только не болтают, когда языками почесать охота. Это они от неразумия своего, не тревожьтесь попусту.

И снова разулыбался, ну прямо болванчик — из тех, что на витринах со всякой фарфоровой ерундой выставляют.

Лёгкая грусть набежала тенью от облака и прошла. Теперь я могу свободно говорить с теми, у кого титулы в одну строку не умещаются. А вот простой люд и двух слов правды не скажет: чужая для них. Вот и горничные наши, что Лия, что Розалия, хоть и добры со мной, а всё одно чувствуешь — не как с ровней. Промеж собой они и посмеяться могут, а с господами всё больше серьёзные, деловитые.

Может, так оно испокон веков и заведено. Но я всё равно скучаю по болтовне вот с такими лавочниками, тётушками на кухне, девчонками из господских домов, что прибегали за свежими булками. Теперь в лицо они мне поулыбаются, а за спиной кости перемоют, как мы всегда и делали с дамочками в шелковых перчатках.

— Не нравится? — сник продавец. — Давайте ещё одни, чудесный образчик…

— Нет-нет, нравится. Очень красивые, заверните мне их и вот те с бисерными кистями.

— Сей момент, — мужчина схватил карандаш со стойки, — куда доставить?