Самвэл
Шрифт:
Ормиздухт все больше скучала. На какое-то время она нашла себе развлечение, наблюдая за веселой ласточкой, которая влетела в открытое окно, с щебетом сделала несколько кругов по залу и села на голову большому медному бюсту воина, стоявшему на мраморном пьедестале. Это был Мамгун, основатель рода Мамиконянов. С высоты безыскусное дитя природы с особым вниманием оглядело и роскошное убранство зала и двух погруженных в свои думы женщин. Не найдя в этом ничего интересного, птичка вспорхнула, сделала еще несколько кругов по залу и вылетела в окно.
Ормиздухт
Чтобы как-то рассеять скуку, Ормиздухт время от времени брала лежавшее рядом великолепное опахало из павлиньих перьев и слоновой кости и обмахивала свое раскрасневшееся от скрытого недовольства лицо. При этом красные нитки кораллов на ее обнаженных запястьях мелодично постукивали. Мать Самвела все глядела в окно. Ормиздухт решила напомнить о своем присутствии.
— Саак приедет один?
— С ним будет Месроп, секретарь его отца, — ответила княгиня, поворачиваясь к забытой гостье.
— Я Месропа никогда не видела.
— Скоро увидишь. Красивый, приятный юноша.
Последние слова княгиня произнесла с особым выражением. Ормиздухт это задело.
Разговор шел по-персидски.
— Саак тоже красив, — заметила персиянка,
— Красив. Даже красивее Месропа, — недобро усмехнулась княгиня.
Вошел Самвел.
— Здравствуй, Ормиздухт, здравствуй, матушка, — сказал он и поцеловал руку матери и затем руку мачехи.
Появление Самвела разогнало скуку Ормиздухт, и ее прекрасное лицо озарилось радостью.
— Ну, где же твои гости? — спросила княгиня с особой интонацией.
Самвел выглянул в окно, кинул взгляд на сторожевую башню, на которой были высечены каменные солнечные часы, и сказал:
— Что-то опаздывают. Наверно, вот-вот подъедут. Вот теперь я вижу, как сильно ты любишь Саака, — переменил он разговор.
— Как это понимать? — спросила мать, сдерживая недовольство.
— Зал украсила совсем по-новому и так сетуешь, что Саак запаздывает...
Княгиня рассмеялась.
— Видишь ли, Самвел, у нас скоро будут, я думаю, и другие гости. Но почему ты не присядешь?
Самвел сел напротив Ормиздухт и матери.
— Какие гости? — спросил он.
— И ты еще спрашиваешь?! — с укором воскликнула княгиня, недовольная такой забывчивостью. Ты ведь знаешь, что вместе с твоим отцом в Армению прибудут известные персидские полководцы, князья Зик и Карен. Я не сомневаюсь, что они почтят наш замок своим присутствием и погостят у нас, когда поедут через Тарон.
— Это я знаю, матушка, — отозвался Самвел, поигрывая опахалом мачехи. — Но еще рано... ты слишком спешишь. Персидские военачальники не прибудут так скоро. Пока они вступят в Тарон, у нас еще есть время, чтобы
Княгиня приняла иносказания сына за чистую монету.
— Я и сама знаю, что времени достаточно, но ты представить себе не можешь, какая бестолочь наши слуги. Сто раз говоришь — все равно перезабудут, что куда поставить, что переставить. Всякий раз, как у нас знатные гости, стыда не оберешься.
— Но Саак свой человек, матушка, он привередничать не станет.
— Опять ты про Саака! — раздраженно оборвала его княгиня. — Стала бы я думать про Саака!
— Ах да, совсем забыл... Полководцы Зик и Карен... — Да, Зик и Карен! Знаешь ли ты, кто они и каким влиянием пользуются при дворе Шапуха?!
Эти имена повторялись так часто, что Ормиздухт решила тоже вставить слово и простодушно заметила:
— Они оба всего-навсего слуги моего брата, При мне они не посмеют даже сесть!
— Ты права, дорогая Ормиздухт! — сказал Самвел, глядя с особой симпатией на прекрасную мачеху. — Но когда слуги персидского царя попадают к нам, мы не только сажаем их на самое почетное место, но даже сажаем себе на голову...
Эти слова не обидели Ормиздухт. Зато обидели мать Самвела. Она метнула суровый взгляд на сына, потом на Ормиздухт.
— Ты пропускаешь мимо ушей мои жалобы на бестолковость слуг, — сказала она обиженно. — А я только сегодня выгнала четверых! Представь себе: с превеликим трудом удалось мне найти соловья. Всем все вроде бы растолковала: и где клетку повесить, и чем птицу кормить. И что же? Вхожу сегодня утром в зал и вижу: бедная птица лежит в клетке мертвая. Оказывается, клетку не повесили, как следовало бы, а поставили на окно, кошка просунула лапу в клетку и придушила соловья.
— Это ни на что не похоже! — Самвел соболезнующе покачал головой. — Следовало выгнать всех слуг, не то что четверых. А кошку ты наказала?
— Ты все насмешничаешь, Самвел, — заметила мать, — а в таких случаях зубоскалить не подобает. Хоть бы Ормиз-духт не оскорблял!
Самвел повернулся к мачехе.
— Ты чувствуешь себя оскорбленной? Она кинула на него быстрый взгляд из-под длинных ресниц и улыбнулась.
— Нет. В ваших лесах так много соловьев...
— Но таких, чтобы пели весь день напролет — один на тысячу, Ормиздухт, — раздраженно прервала княгиня. Ты не понимаешь даже смысла собственной религии и спокойно слушаешь насмешки Самвела... Это нехорошо.
Ормиздухт зарделась.
В чем тут было дело? Мать Самвела вовсе не была такой тонкой натурой, чтобы упиваться соловьиными трелями. Просто эта история имела некоторое отношение к религии. Согласно учению Зороастра, в соловье жил добрый дух, и приверженцы персидской религии имели обыкновение держать дома соловья. Его пение считалось ежедневным благословением, приносящим дому счастье. Мать Самвела хотела таким способом дать первое явное доказательство своей преданности персидской религии. Это было необходимо, раз она надеялась принять в своем доме персидских вельмож Зика и Карена.