Самый дружелюбный пес на свете
Шрифт:
Но Челкаш в этот драматический момент проявил себя блестяще: положил мне лапу на плечо и внятно произнес – Без паники! Сейчас нас прибьет к берегу или мы сядем на мель! Но, похоже, река решила с нами разделаться – Малыш стал быстро заполняться водой и вскоре пошел ко дну. Мы с Челкашом одновременно вытянули шеи и дышали в воздушной подушке у потолка Малыша. Я успел заметить, что за стеклами вода потемнела и к нам сплываются рыбы. Потом почувствовал удар о дно и сразу за стеклами поднялось мутное облако песка.
– Давай вылезать,
Мы выскочили из воды, словно надувные шары, и сразу дунули к берегу.
На берегу, среди высокой травы, отряхнувшись, Челкаш стал озираться в поисках жилья – надо было кого-то звать на помощь, вытаскивать Малыша. Трава была очень высокой и Челкашу приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть округу. К нашему огорчению, вокруг не было не только строений, но и вообще никаких признаков человеческой деятельности.
Я снял куртку, чтобы выжать из нее воду, и обнаружил в карманах сигареты, зажигалку и дорожную карту. Понятно, от сигарет осталась труха, зажигалка не работала, но карта имела вполне сносный вид, только немного измялась, будто из нее делали бумажного голубя. Развернув ее, я увидел, что до ближайших деревень три-четыре километра от моста (уже бывшего). С одной стороны находились Глуховка и Бородавкино, с другой – Волосково. Я усмехнулся – названия деревень, как нельзя лучше, подчеркивали ситуацию: места были глухие, на прибрежных кустах висели бородавки и только что мы были на волосок от гибели.
Глава двенадцатая. Тракторист Паша и спасение Малыша
Для Челкаша четыре километра – расстояние для легкой пробежки. А мне, как вы догадываетесь, пришлось попотеть, тем более, что утренняя хмарь так и не развеялась и дышалось тяжеловато. Больше часа мы шлепали по размытой дороге среди бугров, поросших дикими травами. Потом показались дома и огороды с пугалами; в каждом огороде виднелось по два-три, довольно нарядных, пугала; они трещали трещотками, гремели консервными банками.
– Видал, как приветствуют нас? – обратился я к своему другу. – Здесь появление нового человека и новой собаки – событие.
Челкаш кивнул и вдруг, завиляв хвостом, побежал к огороду, где было целых четыре пугала. «Его дружелюбие не знает границ, решил познакомиться поближе с «Матренами» и «Ванями» – подумал я, но приглядевшись, заметил, что два пугала вовсе не пугала, а старик со старухой, которые застыли с мотыгами в руках и смотрят на нас во все глаза. Переступая через кочаны капусты, я направился к ним, вслед за Челкашом.
Поздоровавшись, я рассказал старикам о нашем бедственном положении и спросил, есть ли в деревне тракторист, чтобы вытащить нашего утонувшего Малыша.
– Тракторист есть. Паша. Вон его изба, – старуха показала на дом, рядом с которым стояло особенно огромное пугало – в красной рубахе с чугуном вместо головы – оно звенело бутылками.
– Паша в нашей Глуховке
К Паше я достучался с трудом. Вначале в проеме двери показалось его скуластое небритое лицо, затем большой, с бочонок, живот и наконец он вышел на порог весь – босиком, в трусах и майке; взгляд у него был мутный, а лицо зеленого цвета – чувствовалось, Паша «праздновал» обстоятельно. Я объяснил ему суть дела.
Тяжеловес Паша (так я про себя его назвал) зевнул, погладил живот и протянул:
– Ясненько. Поедем покопаемся. Щас оденусь и заведу агрегат.
Паша надел только ботинки. Привязал к «руке» пугала еще одну бутылку и направился к сараю. Раздались выхлопы, тарахтенье, лязг и грохот – к воротам подкатил гусеничный трактор. Челкаш на всякий случай выбежал на улицу. Паша открыл ворота и бросил нам с Челкашом:
– Садитесь!
Но Челкаш наотрез отказался забираться в кабину страшной машины и побежал в сторону реки, давая понять, что, как штурман, будет указывать нам дорогу.
По пути, чтобы наладить с Пашей контакт, я спросил, почему в их деревне так много пугал?
– А-а, по привычке, – вновь погладил живот Паша. – Птицы их не боятся, все одно клюют ягоду. Нажрутся, сядут на пугало и чистят клювы… Только моего Васю и боятся.
– Какого Васю?
– Ну, мое пугало. Я его от коршуна поставил, тот цыплят таскает. Вася заметит коршуна, начинает изо всей мочи греметь бутылками.
Я посмотрел на Пашу – в своем ли он уме?
– Не веришь? – усмехнулся Паша. – Спроси у кого хочешь из наших глуховских.
Я вздохнул, подумав: «Вот к чему приводят «празднества», но, как выяснилось позднее, ошибся.
– Так говоришь, мост смыло? – помолчав спросил Паша.
Я подтвердил, что от моста остались одни сваи.
– Вот так каждый год, – ухмыльнулся Паша. – Районные власти все обещают навести мост из железа, а потом пригонят рабочих, те сколотят настилы и привет!.. А гробанулся бы кто-нибудь из начальства, сразу зашевелились бы. Не только железный – отгрохали бы стальной.
Когда мы подъехали к полуснесенному мосту, там уже стоял Челкаш и показывал, где затонул наш Малыш. Паша не понял моего друга, а может усомнился в его умственных способностях, и, заглушив двигатель трактора, спросил:
– Где лежит ваша коробочка?
С гордостью за Челкаша, я ответил:
– Мой друг указывает место точно. Он никогда не ошибается.
– Ясненько, – погладил живот Паша. – Прям, как мой Вася… Щас размотаю трос, ты нырни к машинке и зацепи ее за фаркоп (ушко под бампером), тебе лучше знать где он там. И мой агрегат машинку сразу выволочит. Ему это – раз плюнуть. Автобус тащит, а то такую мелюзгу!