Самый лучший комсомолец. Том третий

Смолин Павел

— В какие? — растерянно спросила девушка.

— Во все куда пустят, — честно ответил я.

Потому что обещанная четырехчасовая посмертная документалка сама себя не слепит.

Глава 29

В архивах было сложно — секретность ё*аная! От отчаяния набрал старших товарищей, они выделили по генералу для экспресс-согласований, и процесс ускорился, заняв всего сутки. Отжав себе одну из монтажных комнат «Мосфильма», закрылся там с верной Вилочкой, и мы взялись за работу. Болячка, видимо поняв, что постельным режимом по-прежнему не пахнет, отошла на задний план, ограничившись больным горлом и легким туманом в голове, который совсем не мешал заниматься

делом.

— Сережа, я боюсь когда ты вот такой, — жалобно прервала Виталина многочасовую тишину, прерываемую лишь производственными звуками.

— Какой? — уточнил не сразу вернувшийся в реальность я.

— Ты молчишь! — обвиняюще ткнула она в меня пальцем.

— Укатали Сивку крутые горки, — ответил я, вклеив очередной сегмент кинохроники. — Не переживай — сам не ожидал, что гибель Никиты Сергеевича столько урона нанесет. Он же мне, по сути, ожившая картинка из учебника истории (переписывают, расширяют сегмент про Хрущева — это еще давно началось, со снятием опалы). А глядишь-ка — привык, и вот итоги, — вымученно улыбнувшись, добавил. — Ты не переживай — урон велик, но контролируем. Дай мне пару дней и будем жить по-старому. Ладно?

Кивнув, Вилка улыбнулась в ответ и воткнула мне градусник. Не мешает и ладно.

— 38.2, — укоризненно посмотрела на меня.

— По*уй, предкам в окопах тяжелее было, — отмахнулся я.

Таблеточку выпить, однако, лишним не будет.

Немного совестно — закрылся здесь с просьбой вежливо слать всех подальше, забив на остальные дела. Хочу к похоронам успеть — их на послезавтра назначили, а сегодня во «Времени» официально объявят о смерти Хрущева и расскажут о её обстоятельствах. Героем ушел дедушка Никита, почти великомучеником — за чужих детей жизнь отдать, что может быть благороднее? Всё, окончательно от «брежневской пропаганды» отмылся. А я — закреплю.

Поздним вечером совесть зашевелилась еще сильнее — бедная девушка изошла на зевки и обрела синяки под глазами.

— Ложись, сокровище мое, — с улыбкой указал на стоящий у стены разложенный диван.

— Только с тобой, — проявила она моральную стойкость.

— Четыре часа — не больше, — выставил я рамки и лично завел будильник. — Передвинешь стрелку — пожалуюсь Цвигуну! — пригрозив Виталине, сгреб ее в охапку, и мы моментально вырубились.

Закончили вечером следующего дня, включая три потраченных часа на запись моего «закадра» — там, где кинохронический Хрущев молчит. Увы, сам уже не расскажет. Итоговый вариант смотреть не стали — а зачем, если башка каждую миллисекунду помнит? Зато посмотрели программу «Время», где, совершенно неожиданно даже для меня, рассказали чистую правду о том, как Хрущев все это время трудился на ниве Особого Полномочного Ревизора ЦК КПСС, приведя статистику его эффективности, от которой я ощутил себя ничтожеством — по четыре города Никита Сергеевич в особо напряженные дни посещал, и с толком! Рассказали и о вечере гибели — со всеми подробностями и обещанием приговора к высшей мере для террористов (одного подранили — живучие, бл*ди) и спровоцировавшим их на нехорошее взяточников. Последнее подкрепили анонсом законопроекта по ужесточению наказаний за взяточничество. Взял больше десяти тысяч совокупно — извини, жить тебе теперь нельзя.

— Никита Сергеевич Хрущев до самого конца был предан Советскому Союзу, отдав свою жизнь за дело, в которое верил всем сердцем, — закончил диктор. — Постановлением ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев был приставлен к званию Героя СССР посмертно. Земля пухом, Никита Сергеевич. Мы вас никогда не забудем, — торжественно закончил диктор.

— Вот так, — вздохнул я. — А при Брежневе бы тихо доживал на даче, в итоге умерев от естественных причин, оплевываемый со всех сторон. Как думаешь — что лучше? — спросил Виталину.

— Смотря для кого, — мудро заметила

она.

Погрузившись в машину, отправились на закрытую церемонию прощания — народ завтра с утра запустят. В Доме Союзов было пустовато — у урны с прахом, помимо семьи покойного, нашлось Политбюро в полном составе под предводительством деда. Екатерина Алексеевна и семья Никиты Сергеевича тихонько плакали. Мы с Виталиной подошли, поздоровались с товарищами, обнялись с Фурцевой и женской половиной семьи Хрущевых.

— Как ты? — тихонько спросил Андропов.

— Норм, — немногословно ответил я.

— Жалко Никиту, — вздохнул он.

— Жалко, — подтвердил я. — А чего это вы тут всем Политбюро одновременно? Раньше же от меньшего к большему прощаться приезжали, по важности.

— Сплачиваем ряды, — ухмыльнулся он и спросил. — Памятник ставить будешь?

— В Эко-парке «Сокольники», — кивнул я. — Согласуете, Виктор Васильевич? — обратился к Гришину.

— Согласуем, — пообещал он.

— Сережа, после похорон Никиты Сергеевича ко мне зайди, — немного напугал меня товарищ Косыгин. — Кабинет знаешь где?

— Знаю, Алексей Николаевич, — кивнул я. — Обязательно приду.

А куда деваться?

Отдав дань уважения, вернулись в машину и отправились ночевать в старую квартиру. Я бы поностальгировал, глядя на свое первое детище в виде пруда, но сил уже не осталось — спать!

«Эпоха пышных похорон» все-таки состоялась — сначала хоронили товарища Суслова, затем — Татьяну Филипповну Андропову, теперь вот хороним Хрущева. Народу — тьма тьмущая, и никому и в голову не пришло по классике «нагнать бюджетников» — сами идут. Забылось сразу все — и кукуруза, и китовьи колбасы, и просранное сельское хозяйство, и поднявший голову «дефицит», и постоянный зарубежный туризм Никиты Сергеевича. Как настоящий человек ушел бывший Генеральный, и народ это оценил.

Маршрут шествия украшен вынутыми из небытия протокольными портретами Никиты Сергеевича и транспарантами на космическую тематику — стране напоминают, при ком человечество совершило свои первые шаги в космическое пространство. Иллюзий нет — при другом правителе результат был бы таким же, но не испортить ведь тоже надо уметь? Разве не знала наша история правителей, которые действовали по принципу «Антимидаса» — превращая все, до чего дотрагивались, в дерьмо?

Весь путь процессию сопровождал торжественный голос из громкоговорителей, перечислявший достижения страны, пришедшиеся на время правления Никиты Сергеевича. Красивый последний путь у Хрущева в этой реальности, и моя заслуга тут минимальна — шепнул деду пару предложений, дальше само пошло. Неожиданно, но в процессии нашелся и дед Паша, с очень сложносочиненной миной на лице.

— Ты чего тут? — не удержался я от вопроса.

— Умер Никита, да и хрен с ним, — буркнул Судоплатов.

— А если развернуто? — спросил я.

— Лично бы ему жирную шею сломал, — отвел дед глаза. — Но как ушел красиво, зараза — кто мог подумать, что в нем такой человечище сидел?

Понимаю — даже ненавидящего Хрущева всем сердцем деда Пашу пробрало.

Процессия остановилась у Кремлевской стены, где урну с прахом торжественно замуровали в стену. На Мавзолей выбрался Андропов с Косыгиным и Фурцевой. После похоронной речи они объявили минуту молчания, и над Красной площадью мерно застучал метроном. По окончании церемонии ко мне подошел унылый Аджубей, выкативший запрос на мощный таран для зарубежной «Юности» — со скрипом, но журнал удалось пропихнуть за Занавес. Тиражи с моими книжками разлетелись, неплохо продались номера со Стругацкими, но, увы, наш соцреализм там мало кого интересует. Сосватал ему Мамлеева и «Каролину», закрепил обещание выдать что-нибудь реально мощное не далее чем до конца мая, и мы с Виталиной направились в Кремль, где не так давно скрылись дед, Фурцева и Косыгин.