Самый лучший пионер
Шрифт:
— Very well, Сергей! — похвалила меня пятидесятитрехлетняя, кутающаяся в вязаный платок, седая «англичанка», поправила очки и предложила. — Я полагаю, что группу для начинающих ты перерос!
Ребята с легкой завистью на мордашках покивали.
— Пожалуй, переведем тебя сразу на предпоследнюю ступень! — решила она. — Говоришь, много времени сидишь за словарями и самоучителями?
— Да, Варвара Ильинична! — кивнул я. — У меня хорошая память, вот быстро и осваиваю!
— Молодец! — похвалила она. — Тогда сейчас можешь посидеть с нами, или вернуться через час,
— Я бы погулял, если можно!
— Ну беги! — благожелательно махнула она рукой.
Подхватив портфель, попрощался с ребятами:
— Пока! Было весело! Еще увидимся! — и покинул кабинет, направившись в соседнее «языковое» крыло.
Настало это время — пора учить «роглифы»! Теперь по расписанию начальный японский не будет совпадать с продвинутым английским. Тук-тук в дверь.
— Войдите!
— Коничива! — просунул голову в дверной проем, и почти потерял челюсть — слева от почти точной копии «англичанки» сидела узкоглазая, симпатичная черноволосая низенькая девушка в рвущей шаблон в клочья советской школьной форме. Японка! Дружим! Срочно!
— Коничива! — с улыбкой поздоровалась в ответ учительница.
Кроме нее и японки, в кабинете нашлось четверо русских ребят — одна девочка и три мальчика, примерно от двенадцати до четырнадцати лет — и один неожиданный грузин лет пятнадцати. Возраст японочки определить трудно — они же от природы мелкие, и ей может быть как десять, так и двадцать пять. Ладно, немного преувеличил.
Далее учительница что-то спросила на японском.
— Извините, я знаю только «коничива», «оригато» [спасибо] и «су-ки» [люблю], — покосился на японку.
Хе, она умеет краснеть!
— Понятно! — не растеряла оптимизма учительница. — Хочешь к нам записаться?
— Хочу! Если возьмете, обещаю стараться изо всех сил!
— А ты хорошо учишься? Не хулиган? — уточнила она.
— Отличник! Образцовый пионер! Мы с ребятами сегодня больше всех металлолома сдали! — похвастался я. — А еще — меня в «Юности» печатали, Сергей Ткачев.
— Ничего себе! — полезли у учительницы на лоб очки, а у ребят — глаза. Вот с этим у японочки трудно! — Проходи, Сережа, присаживайся! Меня Матильда Петровна зовут!
— Очень приятно! — вполне искренне ответил я и уселся на свободный стул.
— Будешь жвачку? — ловко применил я ключевой предмет на Сойку (как ее зовут советские дети и учительница)-Саяку (по документам), подкараулив ее у выхода из ДК.
Вечерело, зажглись фонари, и в сумерках тут и там мелькали спешащие по домам пролетарии.
— Буду! — не стала она играть в скромняшку и взяла половину пластинки. — Спасибо! — зажевав подарок, проявила большой опыт знакомств с хитрецами, пояснив. — Если ты думаешь, что через меня можно достать всякое японское, ты ошибаешься! — изобразила на мордахе самую настоящую гордость и добавила. — Мои родители — военнопленные, которые решили остаться здесь строить коммунизм, поэтому японские бабушки и дедушки от них отказались, и даже не пишут письма — говорят, что мы их опозорили! Как будто у фашистов есть честь! — ехидно
— Твои родители приняли сложное решение, и я искренне восхищен их решимостью! — ответил бывалый анимешник правильно.
— Я очень-очень ими горжусь! — просветлела девушка.
— Сойка, тебя проводить? — раздался со стороны входа голос нашего соученика-грузина.
Немного наблюдений за ним во время первого занятия, и вуаля — я совершенно точно уверен, что он ходит на японский исключительно из-за Саяки. И, положа руку на сердце, осуждать его за это я не могу.
— Спасибо, Рустам, меня сегодня Сережа проводит! — надув пузырь, девушка «лопнула» им на моего конкурента.
Поникнув, тот что-то буркнул и скрылся во дворах, и Сойка повела меня в противоположный. Не по пути — домой вернусь уже затемно. Ничего, позвоню по дороге, предупрежу что все нормально. Блин, а ведь дома-то потенциальный отчим ждет! Ну его нафиг, конкретно здесь и сейчас ситуация гораздо интереснее!
— Его отец — директор рынка! — как бы невзначай разъяснила мне ценность упущенного жениха японка.
— Большой человек! — нейтрально ответил я. — На «Волге» поди ездит?
— На «Волге»! — кивнула Саяка. — И Рустаму «Волгу» подарит на совершеннолетие.
— И мандаринами поди тебя угощает!
— Угощает! И жвачкой тоже угощает! — испытующе посмотрела на меня.
— Молодец, не жадный! — улыбнулся я ей, и не подумав начинать обещать шубы, кооперативы и профсоюзные путевки.
— Зато скучный! — видимо, посчитав испытание пройденным, подмигнула девушка. — Все разговоры — как он на борьбу ходит и как его отцу чуть ли не в ножки кланяются! Тьфу! — неприязненно скривила мордашку. — И это — на пятьдесят первом году советской власти!
Так ты у нас не выбирала более «упакованного», ты у нас совсем наоборот! А говорят, что азиатки меркантильные — где эти расисты теперь?! Вот оно, прекрасное подтверждение мощи советской образовательной машины! Тройное, громкое «ура»!
— О высоком мечтать надо, а не о том, как богатенький папашка тебе всю жизнь на золотом блюдечке с голубой каемочкой поднесет! — продолжила она.
— Когда мы немного подрастем, Родина начнет строить огромную железную дорогу от Байкала до Амура! — приоткрыл я перед ней завесу будущего. — И я туда поеду, на стройку — хочу в чем-то эпохальном поучаствовать, своими руками! А тебе сколько лет? — неожиданно спросил задумчивую Саяку, в мечтательно затуманившихся глазках которой замелькали паровозы, каша из полевой кухни, комары, дубак и рев строительной техники.
Может это у нее форма подросткового бунта такая? Уверен, ее родители богатенькому зятьку были бы очень рады — азиаты же, и вот что-то не особо я верю в «остались здесь чтобы строить коммунизм». Ладно, в свое время все выясним.
— Пятнадцать в декабре исполнится, — ответила девушка. — Я в своем классе поэтому самая взрослая! — гордо задрала подбородок.
— А мне следующим летом только четырнадцать будет, — не без грусти вздохнул я.
Эту тоже ждать, пока подрастет! За что ты так со мной, Вселенная?!