Самый синий из всех
Шрифт:
Ступеньки на ощупь холодные и влажные, так что приходится сесть на учебник английского. Пахнет опавшими листьями, предвкушением зимы… Я наконец расслабляюсь. Дышу полной грудью и чувствую себя до странности причастной к тому, что происходит прямо здесь, прямо сейчас. Будто я неотъемлемая часть мгновения, которое уже не повторится.
– Эй.
Я открываю глаза и выпрямляю спину.
– Можно присесть?
Не дождавшись ответа, Андрей садится рядом со мной. Что он здесь делает? И, главное, зачем?! В этой бежевой куртке его плечи кажутся шире. Не знаю, специально или
– Черт, как ты сидишь тут? У меня уже задница замерзла.
Я слегка приподнимаюсь, демонстрируя ему учебник, на котором сижу.
– Меня спасает современная система образования.
– Оу. Так вот для чего она нужна?
Мы улыбаемся друг другу. Андрей утыкается подбородком в плечо и смотрит на меня вполоборота. Пристально-пристально. Я отворачиваюсь. Мне не хватает смелости встретить его взгляд. Пауза затягивается. Я лихорадочно перебираю в голове темы для разговора, но он опережает.
– Что это значило? Ну, то, что ты сказала.
– О чем ты?
– Ты сказала, что я синий.
Я нервно смеюсь и натягиваю рукава на пальцы.
– А теперь ты отводишь взгляд, – спокойно говорит Андрей. – Почему?
Мне хочется сбежать, но тело будто примерзло к ступенькам. Мысли с воплями разлетаются из головы, так что все, что я могу, – ковырять пальцем бетон и лепетать что-то нечленораздельное.
– Я не гей, – говорит Андрей после паузы. – Если синий – это голубой, а голубой – это…
– Господи, нет! – перебиваю его я. – Я не имела в виду ничего такого! Ты-то уж точно не гей, все это знают, потому что ты… ну, это ты… и ты весь такой…
– Ты что, гомофобка?
Так, а вот теперь единственный шанс выпутаться из ситуации – самовозгорание. Тихо пискнув, я утыкаюсь лбом в колени и выдавливаю из себя:
– Нет. Честно.
Проходит целая минута, прежде чем я набираюсь мужества посмотреть на Андрея сквозь завесу спутанных волос. Смешинки в его глазах завораживают. Он откидывается на ступеньки, опираясь на локти, и рассматривает меня с таким любопытством, словно перед ним неведомое миру насекомое. Отряд синечелочных.
– Кажется, у тебя пар сейчас из ушей повалит.
И это действительно так.
– Ладно, если ты почему-то не хочешь говорить, не говори. Будем считать, что мы квиты. Ты никому не сказала, что Егор тебя достает. А я не стану тебя мучить вопросами. Раз уж это такая проблема. Подозреваю, это что-то, связанное с вашими девчачьими штучками? Если так, то не хочу даже знать. Бр-р-р.
– Вы с Егором… как бы друзья?
Я ни разу не видела их вместе. Ладно Оксана, но Андрей… Они с Егором противоположны во всем.
– Как бы, – скривившись, отвечает Андрей. – Но вообще, скорее, нет.
Он отталкивается от ступенек и, кажется, собирается встать. Мне почему-то не хочется, чтобы он уходил, так что я спрашиваю первое, что приходит в голову.
– Ты почему не в столовой?
Андрей смотрит на меня слегка удивленно и говорит:
– Не научился пока есть левой рукой. Выгляжу как цирковая горилла.
– А почему ты… Ой!
На меня обрушивается внезапное осознание
Андрей легонько толкает меня в плечо.
– Не делай этого.
– Не делать чего?
– Не закрывайся.
Я поднимаю голову и смотрю на него. А он на меня. Ветер легонько перебирает наши волосы и пушистую оторочку капюшона на его куртке. Тени облаков скользят по лицам. И сколько я ни ищу, так и не могу найти в его глазах сарказм или издевку. Кажется… кажется, он говорит со мной искренне. А на такое можно ответить только одним – взаимностью.
– Почему ты?…
Андрей рассеянно дергает нижнюю губу. Кажется, такая у него привычка.
– …Помог? Ну, я в каком-то смысле был на твоем месте. Кодекс изгоев и все такое.
– Ты?
– А что тебя удивляет? Я же человек. В начальной школе надо мной тоже издевались. Из-за… потому что… словом, это неважно. Сейчас по-другому, конечно, но такое не забывается.
Он прав. Я едва заметно киваю и опускаю взгляд на его руку. Бинт такой белый… Словно пена прибоя.
– Извини. За руку. Прости, я правда…
– А, ерунда, – отмахивается Андрей здоровой рукой. – Это ведь не перелом. Просто растяжение. Отец даже не удосужился взглянуть на него, просто отправил к травматологу. И на уроках можно бездельничать, и дома. Знаешь, это здорово спасает, если я не хочу с кем-то тусить или что-то делать. Они такие: «Эй, пошли к нам». Или: «Андрей, отнеси тетради в учительскую», а я просто многозначительно приподнимаю забинтованную руку и трясу ею в воздухе. И у всех сразу такое лицо: «О, чувак, прости, понимаем». И все, я свободен.
Я слабо улыбаюсь, а он хватает свой рюкзак и, зажав его между колен, расстегивает молнию левой рукой. Не удержавшись, я мельком заглядываю внутрь и с удивлением замечаю кучу салфеток и крошечных упаковок с кетчупом. Вроде тех, что бесплатно раздают в кафешках или на дегустациях.
– Вот, – говорит Андрей, бросая мне на колени «Сникерс». Чтобы окончательно замять историю. Открой мне эту штуку, и счет будет один-один. Я спас тебя от превращения в лепешку, а ты меня – от истощения.
Руки у меня слегка дрожат. Молюсь про себя, чтоб Андрей не заметил, и преступно долго вожусь с шоколадкой. Несколько неловких движений, и я наконец разрываю обертку. А после…
– Покорми меня, – говорит Андрей.
Что? То есть… что-о-о?
Я замираю. Булькаю что-то нечленораздельное и все-таки подношу руку с шоколадным батончиком к его лицу. Андрей смотрит на меня странным долгим взглядом. Мне почти хочется коснуться его, чтобы понять, что он чувствует. Он наклоняется и аккуратно кусает шоколад. Темная челка падает вниз, щекочет мне руку.
Какое-то время Андрей молча жует и смотрит в другую сторону. А потом нерешительно говорит:
– Э-э-э, если честно, я пошутил. Думал, мы посмеемся вместе. Ни за что бы не подумал, что ты и правда это сделаешь.