Самый страшный зверь
Шрифт:
– Понял.
– Остальные как? Тот, которого обожгло, ходит нормально? Подгонять не приходится?
– Хорошо ходит. Силен мужик. Это их кузнец, они почти всегда такие. Вроде и не велики мышцы, но жилы будто канаты корабельные. Такой если и свалится, то последним.
– Он сильно обожжен.
– Ему на это, похоже, плевать. Волком косится, глаза очень злые. Дмарты – овцы, а этот совсем не такой.
– Гм… Знаешь, Патавилетти, а приведи его ко мне. Поговорить хочу.
– Прямо сейчас? Ужина дожидаться
– Прямо сейчас.
Пленник выглядел скверно. Маг, усилием воли разрядивший силу огненного амулета, создал сферу из раскаленного воздуха по левую сторону от дверей кузни. Будь кузнец там, испекся бы насмерть, но он стоял справа от проема, и ему опалило лишь щеку, ухо и часть затылка. Трофейная броня, в которую он успел частично облачиться, спасла остальные части тела, разве что на кисти бугрились неприглядного вида ожоги.
Мексарош, уставившись на пленника равнодушным взглядом хищной рыбы, спросил:
– Больно?
– А сам-то как думаешь? – ухмыльнулся кузнец.
– Я знаю, что такое ожоги. И я могу убрать боль. Не совсем, но ты почти перестанешь ее чувствовать.
– Было бы неплохо, но я думаю, что просто так ты такое предлагать не станешь.
Патавилетти хлопнул дмарта по затылку, прорычав в уцелевшее ухо:
– Обращайся к представителю Конклава на «вы»!
Маг, никак не отреагировав на вмешательство воина в разговор, пояснил:
– Я хочу задать тебе несколько простых вопросов. И хочу получить ответы. Правдивые ответы. Такова твоя плата за снятие боли.
– Ну так спрашивай.
– Во избежание недоразумений хочу сразу прояснить один момент. Я, как ты понимаешь, не отношусь к обычным людям. Я весьма одарен редкими талантами. И мой дар позволяет легко отличать правду от вымысла. Так что не пытайся меня обмануть – это приведет к неприятным для тебя последствиям.
– Мади говорил, что ты мысли читаешь, но мне не верится в такое.
– Мади все перепутал, я не умею читать мысли. Я умею отличать правду от лжи, не более.
– Все равно не верится, – упрямо гнул свою линию кузнец.
– Мне нетрудно доказать тебе. Давай так же, как это делал по моему приказу Мади, говори мне заведомую ложь или чистую правду, но выбирай лишь такое, чего я не могу знать наверняка. Что-то из своей жизни или из жизни вашего селения. Такое, что неизвестно чужакам.
– Я понял. Ну вот скажи для начала… Руду мне мальчишки на берегу моря собирают. Это правда?
– Гм… Ты с подвохом спросил. Похоже, с берега моря тебе действительно что-то приносили, но в основном сырье ты получаешь из другого источника.
– Из какого?
Маг пожал плечами:
– Откуда мне знать? Я ведь предупредил, что не читаю мысли, или ты это забыл?
– Помню-помню. На прошлой неделе я выковал топор для Гальвида.
– Ложь.
– Бруни
– Мне кажется, что упомянутый тобой Бруни совершенно не знаком с алфавитом.
– Я с женой согрешил до свадьбы.
– Правда.
– И с твоей матушкой я тоже грешил.
Патавилетти молниеносно врезал кузнецу по затылку, а маг без эмоций произнес:
– Ложь.
Кузнец покачал головой:
– У тебя, черный, плохой дар. Это почти как чтение мыслей. Люди таких, как ты, не любят.
– Мне безразлично, как подобные тебе ко мне относятся. Итак, я вижу, что доказывать тебе больше ничего не нужно. Теперь мне нужны ответы.
– Ну так давай уже, спрашивай, чего тянешь.
– Дирт. Мальчишка, за которым мы идем. Ты хорошо его знаешь?
– Он как раз тот, кто таскал руду.
– Не из тех, кто по берегу собирал?
– На берегу ее очень мало, и она неважнецкая. Разве что вынесет обломок лодки или корабля с парой гвоздей. Но такое счастье нечасто случается.
– И где Дирт брал ее? В лесу?
– На болотах.
– А болота располагаются в лесу?
– Нет, не совсем так. Дальше по берегу они, к востоку. Озеро там мелкое и соленое, с морем протокой связанное, а потом от него эти самые болота и тянутся. Ближние не в лесу, те, что дальше, да, в лес уходят. До конца даже Дирт не доходил, большие они.
– Может быть, Дирт брал руду как раз на дальних? – вкрадчиво уточнил маг.
– Если вы о том, что он по лесу любит шастать, то да, есть такое дело. У нас на это почти все закрывали глаза, ну а мне так тем более все равно. Пусть брал в лесу, на самых дальних болотах, какая разница? Лишь бы руда была хорошей.
– Почему тебе все равно? Ведь забираться в лес строжайше запрещено.
– Это разве я запрет нарушал? Это все Дирт, с него и спрашивайте, если вас такое волнует.
– Да нам, знаешь ли, совершенно безразличны запреты вашего преподобного и его сказки насчет страшных зверей.
– Зверь. Всего один. В нем все дело.
– Ты в него веришь?
– Как не верить в то, что видел своими глазами? Зверь есть, и он хозяин леса. Раз Дирта не трогает, значит, не против того, чтобы тот глубоко в чащу забирался.
– Для дмарта ты слишком уж непринужденно себя ведешь. И легко относишься к игнорированию правил.
– Я ведь их не нарушал.
– Зато прощаешь это другим. У дмартов это не принято.
– Все мы разные. И божественное я чту ничем не хуже других. Спросите преподобного Дэгфинна, если не верите.
– Зачем? Я вижу, что ты не обманываешь. Ладно, вернемся к Дирту. Итак, он носил тебе руду, значит, вы были достаточно хорошо знакомы. Он никогда не рассказывал ничего необычного?
– Что значит необычного?