Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
— Прекрасная погода, — пробормотал Сальвато, мысленно благословляя гром за то, что тот вмешался в игру на его стороне.
И он продолжал свое дело.
Ничто ему не помешало.
Как он и предвидел, через час четыре прута были подпилены и в окне образовалось отверстие, достаточное, чтобы в него могли пролезть два человека.
Тогда Сальвато прежде всего снял с себя сюртук, размотал накрученную вокруг талии веревку. Эта веревка, тонкая, но надежная, была достаточно длинна, чтобы достать до
На одном ее конце имелось кольцо, нарочно приготовленное для того, чтобы надеть его на оставшуюся часть подпиленного вертикального прута, прочно вмурованного в стену.
Сальвато завязал на веревке узлы на некотором расстоянии один от другого, которым предстояло служить опорой для рук и для коленей.
Затем он вышел из камеры и прошелся по всему коридору до начала лестницы.
Там, перегнувшись через тяжелые железные перила и затаив дыхание, он с минуту вопрошал взглядом мрак, ухом — тишину.
— Никого!.. — шепнул он, радуясь и торжествуя.
И быстро вернувшись в камеру, вытащил из замка ключ, запер дверь изнутри, воткнул в замочную скважину несколько гвоздей, чтобы ключ невозможно было повернуть, потом обнял Луизу, призывая ее быть мужественной, укрепил на пруте кольцо, связал молодой женщине кисти, чтобы она случайно не разжала рук, и велел ей закинуть связанные руки к нему на шею.
Только теперь Луиза поняла, какого рода побег задумал Сальвато, и сердце у нее упало при мысли, что сейчас она повиснет в пустоте, на высоте тридцати футов, отягощая шею возлюбленного, у которого не будет иной опоры, кроме веревки.
Но она ничем не выдала своего страха. Она упала на колени, подняла к небу связанные руки, шепотом вознесла краткую молитву и поднялась со словами:
— Я готова.
В этот миг молния прорезала тучи, и при мгновенной ее вспышке Сальвато увидел, что на бледном лице Луизы выступили крупные капли холодного пота.
— Если тебя пугает спуск, то ручаюсь тебе, ты благополучно достигнешь земли, — сказал Сальвато, с полным основанием рассчитывавший на свои железные мускулы.
— Друг мой, — отвечала Луиза, — повторяю, я готова. Я доверяюсь тебе и верую в Господа нашего.
— Тогда не станем терять ни минуты, — сказал Сальвато.
Он выбросил конец веревки за окно, проверил, прочно ли она привязана, подставил шею, чтобы Луиза могла обвить ее руками, стал на приготовленный табурет, пролез в отверстие решетки, не обращая внимания на нервную дрожь, сотрясавшую тело бедной женщины, охватил веревку коленями, одновременно крепко держась за нее руками, и ринулся в пустоту.
Луиза подавила крик, когда почувствовала, что она качается над каменными плитами, на которые так часто со страхом глядела с высоты, и, зажмурив глаза, стала искать губами губы Сальвато.
— Ничего не бойся, — шепнул тот, —
Она и в самом деле ощущала медленное и мерное движение вниз, говорившее о силе и хладнокровии могучего гимнаста, всячески пытавшегося успокоить ее. Но, спустившись на половину веревки, Сальвато внезапно замер.
Луиза открыла глаза.
— Что случилось? — спросила она.
— Тише! — шепнул Сальвато.
Казалось, он с глубоким вниманием к чему-то прислушивался.
Через секунду он одними губами произнес:
— Ты ничего не слышишь?
— Мне кажется, я слышу шаги нескольких человек, — отвечала она голосом слабым, как дуновение ветерка.
— Это патруль, — шепнул Сальвато — Мы не успеем спуститься до их прихода… Пусть пройдут, спустимся потом.
— Боже! Боже! У меня нет больше сил! — пробормотала Луиза.
— Не имеет значения, у меня есть! — отвечал Сальвато.
В продолжение этого краткого диалога шаги приблизились, и Сальвато, чьи глаза, не в пример глазам Луизы, оставались открытыми, увидел, что из-за поворота стены выходит патрульный отряд из девяти человек, а впереди солдат с фонарем. Но Сальвато не испугался было так темно, что он оставался невидимым на своей высоте — разве что сверкнула бы молния, — к тому же, как он и говорил Луизе, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы переждать, пока пройдет патруль.
Патруль действительно прошел под ногами беглецов, но, к великому изумлению Сальвато, жадно следившего за ними взглядом, солдаты остановились у подножия башни, перекинулись несколькими словами с часовым, которого молодой человек прежде не заметил, сменили его другим часовым, затем углубились под свод ниши и остались там, судя по отблеску их фонаря.
Как ни закалена была душа Сальвато, он содрогнулся. Он все понял. Прошение принца Калабрийского и принцессы Марии Клементины усугубило ненависть короля к синьоре Сан Феличе, был отдан приказ усилить ее охрану, и вот у подножия башни поставили часового.
Луиза, прижимавшаяся к груди Сальвато, почувствовала, как бурно забилось его сердце.
— Что случилось? — спросила она, расширив глаза от страха.
— Ничего, Бог нам поможет!
Беглецы действительно нуждались в Божьей помощи: под ногами у них прохаживался часовой, а силы Сальвато были на исходе: их хватило бы, чтобы спуститься, но недоставало, чтобы вновь подняться в камеру.
К тому же спуститься — значило, может быть, умереть, подняться — значило умереть наверняка.