Сан Феличе Иллюстрации Е. Ганешиной
Шрифт:
— Прошу прощения, капитан, — обратился к нему боцман, — у меня есть к вам одна просьба.
— Чего ты хочешь? Говори, Джованни, — сказал, улыбаясь, капитан Скиннер.
— Не я хочу, капитан, а один мой земляк, которого я подцепил на палермской улице и пригласил с нами пообедать.
— Вот как! И где же он, твой земляк?
— Он здесь, капитан.
— О чем он просит?
— О большой милости, капитан.
— Какой?
— Позвольте ему выпить за ваше
— Решено, — сказал капитан. — Мне это пойдет на пользу.
— Ура капитану! — дружно закричали матросы.
Скиннер приветственно кивнул.
— Как зовут твоего земляка? — спросил он.
— Ей-Богу, не знаю, — отвечал Джованни.
— Меня зовут вашим покорным слугой, ваша милость, — отозвался молодой человек, — и я бы очень хотел, чтобы вы звались моим хозяином.
— О-о! Да ты остер, малый!
— Вы так думаете, ваша милость?
— Уверен, — отвечал капитан.
— А ведь никто этого не замечал с тех самых пор, как матушка говорила мне это в бытность мою сосунком.
— Но у тебя все-таки есть и другое имя, кроме имени моего покорного слуги?
— Целых два, ваша милость.
— Какие же?
— Тонино Монти.
— Постой, постой, — проговорил капитан, словно пытаясь что-то вспомнить. — Кажется, я тебя знаю.
Молодой человек с сомнением покачал головой.
— Это было бы удивительно.
— Дай-ка припомнить… Ну, конечно! Не сын ли ты главного тюремщика в Кастелламмаре?
— Ей-Богу, правда! Ну, вы, должно быть, колдун, раз смогли угадать…
— Я не колдун, зато я приятель кое-кого, кто для тебя хлопочет о должности тюремщика. Я друг кавалера Сан Феличе.
— Который, разумеется, ничего для меня не выхлопочет.
— Вот тебе и раз! Почему же не выхлопочет? Кавалер ведь не только библиотекарь герцога Калабрийского, он его друг.
— Да, но он муж арестантки, о которой так заботится его величество, что она только чудом еще жива. Если бы у кавалера был влиятельный покровитель, он прежде всего спас бы жизнь своей жене.
— Именно потому, что ему отказали или откажут в большой милости, при дворе рады будут оказать ему ничтожную услугу.
— Пусть бы Господь Бог вас не услышал!
— Это почему же?
— Потому что меня больше устроило бы служить вам, чем королю Фердинанду.
— Ну, знаешь, — сказал, смеясь, капитан Скиннер, — я не хочу с ним соперничать!
— О капитан, вы не будете с ним соперничать, я подаю в отставку еще до назначения.
— Возьмите его, капитан, — вступил Джованни. — Тонино — славный малый. Он с самого детства рыбачит, значит, из него выйдет добрый матрос. Я за него в ответе. Мы все будем
— Да! Да! Да! — загалдели матросы. — Верно!
— Капитан, — сказал Тонино, приложив руку к сердцу, — даю честное слово сицилийца, если ваша милость согласится на мою просьбу, вы будете мною довольны.
— Пожалуй, приятель, — отвечал капитан, — я готов, потому что ты, как мне кажется, добрый малый. Но я не хочу, чтобы люди говорили, будто я вербовщик и нанял тебя в пьяном виде. Развлекайся с товарищами сколько тебе угодно, но вечером отправляйся домой. Поразмысли хорошенько за ночь и за завтрашний день, а если к вечеру не передумаешь, возвращайся; тогда и договоримся.
— Да здравствует капитан! — воскликнул Тонино.
— Да здравствует капитан! — повторил весь экипаж.
— Вот вам четыре пиастра, — продолжал Скиннер. — Отправляйтесь на берег, пропейте их, проешьте, это меня не касается. Но чтобы к вечеру все были на месте и чтобы не было видно и следа выпитого. Идите.
— А как же шхуна, капитан? — спросил Джованни.
— Оставь двух вахтенных.
— Да ведь никто не захочет оставаться, капитан!
— Киньте жребий, и те, кто вытянет, получат в утешение по пиастру на брата.
Кинули жребий, и два матроса, кому он выпал, получили по пиастру.
К девяти часам вечера все вернулись на борт, как велел капитан, только слегка навеселе.
Капитан произвел смотр экипажу, как делал, по обыкновению, каждый вечер, потом подал знак Джованни следовать за ним в капитанскую каюту.
Через десять минут на борту «Ранера» все, кроме двух вахтенных, крепко спали.
Джованни проскользнул в капитанскую каюту, где его ожидали Скиннер с помощником капитана. Оба, казалось, горели нетерпением.
— Ну, как? — спросил Скиннер.
— Он наш, капитан.
— Ты уверен?
— Так уверен, будто уже видел его в списке экипажа.
— И ты думаешь, что завтра?..
— Завтра в шесть часов вечера он подпишет, это так же верно, как то, что меня зовут Джованни Каприоло.
— Дай Бог! — пробормотал капитанский помощник. — Значит, половина дела будет сделана.
И действительно, на следующий день, как обещал Джованни и как уже было сказано в первых строках этой главы, поспорив для видимости о сумме жалованья, которая по его особому требованию была внесена в договор, Тонино Монти, холостой, совершеннолетний, завербовался на три года матросом на судно «Ранер» и получил вперед деньги за три месяца, готовый нести полную ответственность перед законом, в случае если не сдержит своего слова.