Сандалики
Шрифт:
Ира, подхватив Лёлю под локоть, заставила подстроиться под свой темп ходьбы.
– Ты ешь куркуму, как я тебе советовала? – не дожидаясь ответа, уверена заключила: – Вижу, что лопаешь. Волосы блестят, и новогодняя обжираловка на тебе не отразилась. Я же говорила, куркума – вещь.
Лёля виновато опустила взгляд. Она купила большую упаковку этой индийской пряности ещё в последних числах старого года, но так и не испробовала на себе целебные свойства куркумы, просто забыла о ней. Признаться, что проигнорировала совет, было стыдно, проще оказалось промолчать, а вечером действительно опробовать, так ли жёлтая пудра полезна, как её расхваливает подруга.
Сделав заказ за двоих, Ира потянула подругу в угол кафе. Лёле досталось место спиной к залу. Ира выбрала мягкое глубокое кресло, оставив ей в пользование жёсткий стул. Лёля не любила жевать прилюдно и если бы выбирала сама, то села бы именно сюда.
Ожидая заказ, Ира выудила из сумочки тонкую брошюру и пальцем пододвинула её к Лёле.
– Ты, наверное, обратила внимание на мою кожу, – она откинула волосы в сторону и слегка наклонила голову, позволяя свету от лампы выгодно очерчивать румяные щёки. – Это всё прополис.
Лёля скосила взгляд на тонкую книжицу, снова подняла глаза на подругу.
Ира веско кивнула.
– Прополис. Тут всё написано. Почитай на досуге. Поразительная вещь.
Лёля послушно придвинула к себе брошюру, положила рядом телефон, чтобы контролировать время, отпущенное на обеденный перерыв. Увидев заставку на экране Лёлиного мобильника, Ира протяжно вздохнула.
– Он что, ещё не приехал?
Ира никогда не называла Германа по имени, обходилась местоимением или пренебрежительным «дружочек».
– Должен был вчера вернуться, но не берёт трубку. Как освободится, сам позвонит. Скорее всего, ещё не приехал.
– Скорее всего так и есть, – легко согласилась Ира таким тоном, будто имела в виду диаметрально противоположное. – На твой день рождения опять усвистает в дальние дали и не озаботится подарком?
Лёля пожала плечами. О скором празднике думалось с беспокойством. Цифра тридцать пугала своей основательностью и размерами. Сейчас ей ещё двадцать девять, а через два месяца она пополнит ряды матрон бальзаковского возраста. Тех самых, что в детстве виделись ей жуткими бабками с бородавками на носу, с засаленными волосами, в неизменных цветастых юбках и меховых безрукавках. Вот и мама говорит, что тридцать – это рубеж, к которому нужно прийти с определённым багажом, желательно в статусе жены-матери. А Лёля никак не могла определиться со своим местом в жизни Германа, да и он не желал, хотя сам стал центром её вселенной давно и прочно.
– Герман всегда дарит мне подарки. Чуть с опозданием, но дарит.
Ира вздохнула, отложила вилку, посмотрела на подругу долгим внимательным взглядом.
– Лёля…
– Не говори это, а то обижусь. – Лёля интуитивно поняла, что подруга собирается в очередной раз высказаться о её отношениях с Германом. – Я сама виновата. Не дождалась его. Всё могло сложиться совсем по-другому, если бы я умела ждать.
После школы Герман и Лёля, считавшиеся парой, поступили в один институт, но он довольно быстро понял, что ошибся в выборе профессии, бросил ненавистную юриспруденцию в начале второго курса и поступил на тренерский факультет в другом городе. Отношения на расстоянии разорвались не сразу, растягивались, как жевательная резинка, истончались постепенно, с каждым месяцем всё больше и больше, пока в один прекрасный день не
Лёля страдала тихо, но глубоко. Подавляя эмоции работой, не вылезала из болезней и гнетущей депрессии. Незаметно для себя очутилась в отношениях с коллегой по работе. Унылых и безэмоциональных, как трясина. Они оба напоминали сонных тюленей, приговорённых к сезонному размножению, и потому временно объединившихся в пару. Он стал первым мужчиной Лёли, но не оставил в душе никаких эмоций, даже неприятных, сохранился в памяти как сухой факт из биографии. Их отношения потухли с переходом Лёли на новую работу. Она вычеркнула эти месяцы из памяти вместе с именем случайного мужчины, временно придавшего её серой грусти более светлый оттенок.
Устав от жалостных взглядов бывших одноклассников и негодующего маминого, Лёля изобрела историю о крепкой тёплой дружбе с Германом, проросшей сквозь руины школьной любви. Кажется, кто-то из общих знакомых озвучил эту версию самому Герману. Это объяснение ему приглянулось, он уверовал в возможность приятельства и вернулся в жизнь Лёли как ни в чём не бывало. Периодически вспоминал её недолгую интрижку с коллегой по работе, разрушившую их отношения, и горестно вздыхал: «Эх, Лёшка, что же ты меня не дождалась, мы были такой красивой парой». Лёля так и не поняла, откуда Герман узнал об эпизодическом мужчине, не затронувшем ни одной струны её души, но казнила себя регулярно. Если бы она дождалась Германа, то он обязательно бы к ней вернулся не в качестве старого друга, а возможного суженого.
Эти странные отношения длились уже семь лет, периодически оживлялись нетрезвым сексом по дружбе, но не сдвигались в матримониальную сторону. Ира несколько раз намекала на его любовные похождения в рамках соревнований и сборов в других городах, но Лёля только отмахивалась и напоминала, что сама виновата: не дождалась.
Ставя в неприятной беседе точку, Лёля раскрыла предложенную подругой брошюру и с намеренно увлечённо углубилась в чтение. Правда буквы никак не складывались в слова, а сами предложения не содержали смысла, оставаясь набором чёрных чёрточек и загогулин.
– Кажется, там Машка на эскалаторе, – Ирина чуть приподнялась, желая удостовериться в предположении, и тут же резко села, пригнувшись к столу. – Точно, она. Не поворачивайся, может мимо пройдёт и не заметит.
Лёля резко обернулась, услышав за спиной разочарованный вздох.
– Точно, Маша. – Через секунду она поймала взгляд обсуждаемой девушки и приветливо улыбнулась.
Ира откинулась на спинку кресла и насупилась. Обе девушки общались с Лёлей, а друг дружку тихо ненавидели. Без Лёли, как без переводчика, никак не могли найти общий язык. Ира побаивалась острой на язык Маши и ревновала Лёлю к их длительной дружбе, выросшей ещё со школьной скамьи. А Мария откровенно презирала Иру за лишний вес, излишнюю говорливость и простоту.
Маша ежедневно размещала в инстаграме фотографии из тренажёрного зала, демонстрируя худощавую фигуру, снимала каждый свой шаг и делилась мыслями с подписчиками. На неприятные комментарии реагировала бурно, развязывая войну, переходящую в реальность, если несчастливый комментатор оказывался жителем этого же города. В обиду себя не давала, и редко замечала, если сама кого-то оскорбляла.
Завидев девушек Мария взглянула на часы, убедилась, что у неё есть десять минут для светского трёпа и направилась в сторону кафе.