Санитар
Шрифт:
Михаил понял вдруг, что эта пауза означала – Костик вовсе и не из Москвы мог быть. Хотелось спросить, где тот живет, но что-то удерживало. Костик тем временем кефир допил, а батона кусок еще оставался, и он этот кусок рассматривал с сожалением – жалко было оставлять. Вздохнул, в сторону отложил.
– Восемь уже, – напомнил Михаил.
– Без трех, – поправил его Костик, даже не взглянув перед тем на часы, и это удивительно было, но опять ни о чем спросить Михаил не решился.
Костик из-за стола поднялся и потянулся с удовольствием.
– Папа нам
Костик ничего не ответил, словно не слышал, отвернулся к дивану, на котором стояла раскрытая сумка, и над сумкой той склонился, а через мгновение обернулся, и в его руках Михаил увидел автомат. Коротенький, весь угловатый какой-то, на брусок похожий. Даже два бруска – Костик их соединил одним движением, и получился автомат с рукояткой. Костик все делал размеренно и совсем не страшно, но все равно у Михаила в горле пересохло. Он и в лице, наверное, сейчас переменился, да только Костик на него не смотрел вовсе, своими мыслями занят был. Подумал, достал из сумки легкую куртку, надел.
– Едем? – предложил.
Михаил первым вышел из дома, сел в машину и в руль вцепился с ожесточенным выражением лица. Он нервничал неимоверно и не очень хорошо себя контролировал сейчас. Костик шумно сел на заднее сиденье, Михаил обернулся и увидел автомат, тот из-под куртки выглядывал. Костик его взгляд перехватил, куртку запахнул и засмеялся:
– Эй, ямщик, гони-ка к "Яру"!
Фраза какая-то известная, но Михаил никак не мог вспомнить, откуда она, мучительно не мог вспомнить, и так от собственного бессилия страдал, что лоб нахмурил до глубоких морщин. Включил первую передачу, сцепление бросил излишне резко, машина задергалась, трогаясь с места.
– Э-э, браток! – сказал с заднего сиденья Костик. – Плохо спал, да?
Он Мишино отражение в зеркале заднего вида рассматривал, но Михаил с ним взглядом встретиться почему-то боялся и таращился старательно на дорогу, будто дело не утром происходило, а вовсе даже наоборот, ночью глубокой, когда не видно ни зги.
– Ты спокойно поезжай!
Миша зубы сцепил.
– И не гони, – сказал Костик. – А не то встретимся с гаишником каким-нибудь. Плохая примета.
– Плохая? – переспросил Михаил и облизнул сухие губы.
– Ага, – подтвердил его пассажир. – Такая примета – к смерти.
Михаил в его отражение взглядом стрельнул, но так и не понял, всерьез ли тот говорит.
Теплый воздух вырвался через открытое окно. Михаил левую руку вдоль дверцы свесил, поймал ладонью упругий встречный ветерок.
– Пыльно у вас как-то, – сказал Костик.
– А у вас?
– У нас не так.
– "У нас" – это где? – решился Михаил.
– В Кобелях, – засмеялся Костик. – Ты за дорогой лучше следи, Штирлиц.
Михаил обиделся и больше ни о чем спрашивать не стал.
Подъехали к перекрестку, остановились.
– Двигатель не глуши, – сказал Костик, и сейчас его голос совсем иначе звучал, не так, как прежде.
Ни капли веселья в нем не было.
– Когда кортеж впереди появится, сразу трогай. Не гони, осторожненько
– Попробую, – произнес Михаил хрипло.
Ему сейчас хотелось оказаться далеко-далеко от этого места.
52
На территории пансионата Паша очутился впервые. Двухэтажный, из красного кирпича корпус. Аккуратные аллеи. Ажурные светильники – и ни одного разбитого.
– Он отдыхает здесь? – спросил Паша у шофера.
– Кто?
– Подбельский.
Шофер засмеялся:
– Отдыхает, да. Жизнь продлевает свою.
Таким тоном это произнес, что Паша в лицо собеседника всмотрелся, пытаясь в нем прочесть что-то, но шофер сразу же улыбку погасил под маской невозмутимости, будто и не он только что смеялся.
Машины в ряд выстроились у входа в корпус, охранники растянулись цепочкой и разглядывали, скучая, окрестности, но их кажущейся беззаботности Паша цену уже знал. Он сидел на заднем сиденье автомобиля и наблюдал за происходящим, никем не видимый.
Охрана Подбельского казалась крепкой монолитной стеной, в которой ни слабины, ни щели, все выверено, все продумано. Но были моменты, когда Паша чувствовал – вот оно, здесь непрочно, и можно к Подбельскому подобраться, особенно не рискуя, а в следующий миг сердце сжималось, и хотелось глаза закрыть и забыть о том, о чем думал всего секунду назад, – нет, не получится так, погорячился он – и так до следующего раза. Несуразности мелкие он уже начал замечать, человек со стороны этими возможностями нечаянными не мог бы воспользоваться, просто не знал о них, но отсюда, изнутри, Паша несуразности эти видел, запоминал и планы строил. Все еще очень зыбко было, ненадежно, но он знал, что надо ждать терпеливо – и все у него получится.
Охранники вдруг переместились разом, у входа в здание образовалось плотное полукольцо, и к машине вышел Подбельский. Его сопровождал один лишь Виталий Викторович, что-то говорил поспешно в зажатый в руке радиотелефон.
Подбельский сел в одну из машин, охранники по машинам расселись в одно мгновение, и колонна по аллее покатилась к воротам. Автомобиль, в котором Паша находился, сегодня шел первым.
– Всегда будем первыми ездить? – спросил Паша у водителя.
Тот пожал плечами.
– Это не я решаю.
– Подбельский?
– Нет.
– Виталий Викторович?
– Да. И он, кажется, не всегда знает, кого под каким номером в колонне пустит через секунду.
Водитель поймал отражение Паши в зеркале заднего вида и улыбнулся ему. Паша улыбнулся ответно.
Утреннее шоссе было почти пустынно. Солнце еще не поднялось высоко, и асфальт черным казался, будто кто-то невидимый, трудясь всю ночь, уложил новое покрытие.
Двое охранников, которые в одной машине с Пашей ехали, с напряжением смотрели на ленту шоссе. Казалось, рассмотреть они там хотят что-то такое, что только одним их глазам доступно, но не видят пока и потому тревожатся.