Санитар
Шрифт:
Едва в город въехали, что-то щелкнуло в динамике, и незнакомый сердитый голос сказал отрывисто:
– Первый! Левее!
И водитель Пашиной машины послушно и тренированно поправил руль, отчего машина переместилась левее, почти на разделительную полосу, отжимая встречный транспорт к обочине. Их машина не совсем по правилам ехала, и на одном из перекрестков гаишник им даже жезлом махнул, приказывая остановиться, но в следующий миг колонну узнал и даже под козырек взял, заглаживая свою оплошность.
– А мог бы и погнаться, – усмехнулся Паша. – Нарушителей положено задерживать.
–
Паша уловил, что не все шутка в сказанном. Вжался в спинку сиденья, представив вдруг, как выскакивает из машины охрана и палит по попавшему в неожиданный переплет гаишнику. Но почти сразу напряжение его отпустило, вспомнил, как он в тот день подловил охранника, пистолет выдернул из кобуры, а тот и охнуть не успел. Так что не все гладко у вас, ребята. Вы скопом предпочитаете действовать, сворой, а когда сворой – чутье притупляется. Или нет? Вот вопрос так вопрос.
Вдруг открылась впереди улица, та самая, на которой их особняк стоял. Машин не было почти, улица просматривалась во всю длину. Один перекресток, особнячок за ним, и дальше – следующий перекресток. За этим вторым перекрестком машина стоит. На том самом месте, где он, Паша, собирался кортеж Подбельского подкараулить на своем мотоцикле. Паша о том вспомнил и на охранников покосился. Те невозмутимо вперед смотрели. Интересно, как среагировали бы они на Пашу. Вот едут они, так же точно, как сейчас. Смотрят вперед, видят Пашу и его мотоцикл. Расстояние большое еще. Паша метнул взгляд вдоль улицы. Мотоцикл, предположим, уже трогается. Паша увидел вдруг, как тронулась с места машина – та самая, которая за перекрестком стояла. Но она странно поехала как-то, светофор уже с зеленого через желтый на красный перемигивался – а она как раз и поехала, нет чтобы раньше перекресток миновать. Неужели проедет на красный? Нет, остановилась. Паша машину уже хорошо рассмотрел – "восьмерка" или "девятка" жигулевская, вишневого цвета. Вдруг Паша вспомнил, что накануне в этом месте тоже "жигуль" стоял, у него крылья были черные, он тогда еще тронулся неожиданно и мимо остановившегося у особняка кортежа пронесся.
Сердце Пашино сжалось отчего-то, он встревоженно на охранников взглянул, но тут же опять к машине той обернулся, а она уже перекресток миновала – проехала-таки на красный! – и приближалась стремительно.
Кортеж остановился, охранники из салона выскочили, оставляя Пашу с водителем наедине и еще с машиной той странной. Подбельский как раз готовился на асфальт ступить, и потому охрана кучно стояла и на дорогу никто не смотрел, кажется. "Жигуленок" приближался, очень упорно прижимаясь к осевой линии, и вдруг Паша крикнул срывающимся голосом:
– Вперед! Вперед! Отжимай!
Они бы время упустили, если бы шофер на Пашин крик обернулся, но он, как и Паша, смотрел вперед, на несущуюся против всяких правил машину, и потому то, что дальше произошло, одновременно с Пашей увидел: вдруг показался из открытого бокового окна короткий автоматный ствол.
– Вперед! – заорал Паша. – В лоб его бей!
Водитель сразу вторую передачу воткнул
Охрана метнулась к разбитой машине, но вдруг открылась задняя дверца, и из нее вывалился человек с автоматом в руках. Это его ошибкой было – что он оружие в салоне не оставил, потому что при виде автомата охрана трусливо открыла торопливый огонь, и за неполные десять секунд они изрешетили и машину, и находившихся в ней людей.
– Вот черт! – сказал водитель и к Паше обернулся, а тот сидел безмолвно, и даже жизни в глазах не было.
Кто-то снаружи рванул дверцу, крикнул:
– Живы?!
И даже от этого крика Паша не встрепенулся и головы не повернул.
– Он в шоке, – сказал водитель.
– Сам ты в шоке, – огрызнулся Паша.
И тогда водитель засмеялся. Смех его был дробный, будто горошины по крыше стучат.
Подбежал Виталий Викторович, заглянул в салон:
– Это ты его в сторону завернул, Петрович?
Никто не говорил спокойно сейчас, все кричали почему-то.
– Это не я. Это Барсуков.
Начальник охраны глаза скосил и на Пашу так посмотрел, будто в первый раз его видел.
– Ты? – спросил.
Паша безмолвно пожал плечами.
– Он, он, – сказал водитель и опять засмеялся нервно. – Как заорет мне на ухо: "Вперед! Отжимай!" Я и погнал. Неплохо, а?
Паша вышел наконец из машины. У разбитого "жигуленка" суетились охранники. Человек, лежавший у заднего колеса, смотрел в небо удивленно. Одна из пуль попала ему прямо в лоб, было чему удивляться. Паша в лицо покойника всматривался долго, и вдруг начальник охраны тронул его за плечо и сказал негромко:
– Ты домой езжай, Паша. Тебя отвезут.
Пашин рабочий день только начинался еще, а его домой отправляли почему-то, но он не удивился этому нисколько, послушно пошел за начальником охраны.
– Петрович! Отвези его! – сказал Виталий Викторович. Водитель кивнул и завел двигатель.
Ехали они молча, только уже у самого Пашиного дома водитель сказал негромко:
– Чертова работа! Без головы остаться можно.
И плечами повел, будто озяб. Паша не ответил ему ничего, вышел из машины, не попрощавшись. У лифта увидел Петра Семеновича, поздоровался.
– Как дела, Паша? Ты бледный какой-то.
– Это ничего, пройдет, – ответил, а самому неприятно было, что бледен.
– Все нормально у тебя?
– Да. Все хорошо. Просто отлично.
Вошел в лифт и спокойно вздохнул, только когда створки закрылись и он остался один.
53
– Это Ачоев, – сказал Подбельский.
Он прохаживался нервно из угла в угол, но все время так получалось, что между ним и окном оказывалось не менее трех метров. Нервничал явно и не мог этого скрыть.