Санька-умник 3
Шрифт:
Я про себя вздохнул — не зарекался бы ты, заранее, майор. На войне счастье ой какое переменчивое.
Надо сказать, что итог дня получился даже лучше. Наши лётчики записали на свой счёт ещё и F-80 Shooting Star.
После этого и покатило…
Ни дня без победы. Нашей победы.
Теперь я был занят с утра до вечера. Хорошо, что не помощью раненым, но и без этого дел у меня хватало. Дубль своего лабораторного журнала и сопроводительное письмо в Томск для Николая Васильевича Вершинина приходилось ваять урывками отрывая
Ещё и несколько раз я переписывал своё послание. То одно мне не нравилось, то — другое.
Вечером 9 ноября мы первый раз сидели за столом, на котором стояла рюмка водки, накрытая горбушкой черного хлеба.
В тот день самолеты сил ООН бомбили мост через реку Ялуцзян. Группу американских штурмовиков прикрывали истребители F9F Panther. Ну, те, которые палубные.
Это мост — важный стратегический объект. Через него в Корею шли китайские народные добровольцы. Без них, северных корейцев южане давно бы уже на ноль помножили. Или — к ногтю прижали. Одно и другое — монопенисуально.
Наши летчики атаковали штурмовики, сбрасывавшие бомбы на мост. Тут, так уж нехорошо получилось, американские истребители умудрились неожиданно приблизиться, атаковать и сбить самолет капитана Грачева. Истребитель этой суки в ботах стрелял практически до тех пор, пока самолет Грачева не врезался в сопку…
Не радовало нас и то, что сегодня были одержаны первые победы над дальними бомбардировщиками B-29 Superfortress.
Помянули мы капитана чисто символически. Простит он нас, гадать тут не надо, текущая ситуация трезвых мозгов каждую минуту требует.
Да, пакет в Томск я как раз накануне отправил. Эти два события — послание Вершинину и гибель нашего товарища по времени практически совпали.
Ночью после поминок ко мне гости и заглянули.
— Капитан, одевайтесь.
Мля… Дописался.
Вид у пришедших был серьезный и не очень веселый, даже сердитый.
Правильно, кому хочется по ночам к каким-то капитанам медицинской службы наведываться. Ночью сны нужно в своей мягкой кроватке видеть.
Я лишних вопросов задавать не стал. Одеваться, так одеваться. Ничего плохого за мной не числится, одна польза для советского государства.
То, что может письмо до Томска не дойти, у меня мысли были. Но! Чтобы так быстро те, кому следует, ко мне в окошечко ночной порой постучались…
Страха у меня не было, я испытывал даже какое-то облегчение.
Хватит, своё я уже отбоялся.
— Котов, это ты писал?
Вопрос этот был задан мне тут же на аэродроме, никуда меня в сырые темницы и глубокие подвалы везти не стали.
— Я.
Отвечая я даже зевнул и рот ладонью прикрыл.
Ну, я. Что в этом такого. Узнал про нужное Родине и к специалисту обратился. Я же фельдшер, а не академик и профильный доктор наук. Однако, не совсем темный и кое-что понимаю.
— Почему так поступили?
Разговаривали со мной корректно,
Как, почему? В сопроводительном письме к моему якобы лабораторному журналу всё русским языком подробно сказано.
Узнал про чудо-зелье от местного странствующего монаха, произвел его по переданной мне им рецептуре, на себе, как готовый жертвовать жизнью на благо науки, препарат испробовал…
Где монах? А, кто его знает, куда его черти унесли…
В таком случае мне красная бархатная коробочка с орденом полагается, а не ночной разговор…
Мне задали ещё несколько вопросов, а затем…
— Поедете с нами. — по моему примеру зевнул сидящий напротив меня майор. Заразился он от меня видно зеванием. Оно — как и многое другое, прилипчиво и от человека человеку передается.
Куда?
Вопрос этот будет опять же лишним.
— Как скажете, — ответил я совершенно штатским образом.
Глава 15
Глава 15 Веер направлен в сторону Марии-поварихи
Как оказалось, никто и никуда прямо сейчас, ночью, везти меня не собирается.
Однако, досыпать меня тоже не отправили. Моё личное присутствие потребовалось на медицинском пункте аэродрома, в котором сейчас всё вверх дном переворачивали.
Ну, тут я несколько преувеличиваю — изымали там только развернутое мною «фармацевтическое производство».
Мля… Похоже, они всю мою бабочковую настойку забрать хотят! Куда им столько? Достаточно было изъять пару флаконов, а прибывшие по мою душу выгребали всё до последней капельки.
Боятся, что чудо-зелье в чужие руки попадет? Испробует кто-то оставленную без присмотра бабочковую настойку и отравится?
Впрочем, мне-то сейчас какая разница…
— Ещё другие записи имеются?
Давешний майор, что меня допрашивал, так я обозначил для себя наш ночной разговор, постучал пальцем по тетради, в которой я отмечал результаты проводимого над собой эксперимента.
— Нет, тут всё, — совершенно честно ответил я.
Зачем мне его обманывать? Как есть, так и говорю.
— Точно? — сдвинул брови задавший мне вопрос.
Кстати, такой поросли над глазами сам незабвенный Леонид Ильич бы позавидовал. У иных на голове волосистости меньше, чем у майора бровки.
— Точно, точно. — кивнул я. — Нет больше никаких записей.
— А, если найду?
Тут меня чуть смех и не разобрал. Это устойчивое словосочетание в своей прошлой жизни в девяностые я пару раз уже слышал. Причем, в ситуациях, могущих иметь тогда для меня весьма неприятные последствия.
— Ну, ищите. — я согнал с лица зарождающуюся улыбку.
Однако, майор по роду службы был очень наблюдательным.
— Улыбайтесь, улыбайтесь… — сказано было им одновременно вроде и вежливо, но с угрозой.