Санькя
Шрифт:
Прошел уже знакомый видеоряд, Саша вновь увидел Яну - волосы ее были причесаны вгладь, что делало лицо особенно тонким и беззащитным… Затем появилась ведущая, улыбнувшись, сообщила, что это был последний выпуск их новостной программы, и поблагодарила всех, кто был с ними все эти годы.
Минуту все молчали.
Саша вышел на улицу, стоял под тихим снежком.
Следом появился Матвей.
– Как они обиделись за эту обоссанную морду… - сказал Саша.
Матвей не ответил. Попросил сигарету.
Вдыхая дым, втягивал
– Едем обратно, Саш.
Хозяин вывел лошадь с испуганными глазами.
– Вот у нас свой трактор есть. Любые снега нипочем, - сказал хмуро.
Когда проезжали мимо дома, где провели ночь, Олег сбросил скорость - хотел, наверное, деду рукой помахать или посигналить - но дед не вышел и в окошко не смотрел.
– Ой, я носки забыл переодеть, - сказал Веня.
– В шерстяных уехал… Никто не отвечал.
– Носи теперь, - сказал Олег наконец. Ему не нравилось это общее молчание.
Матвей раздраженно обернулся на Веню. Смерил взглядом.
– Бля, ты думаешь, мне не жалко пацанов, Матвей?
– взвился Веня.
– Мне жалко! И что теперь? Сопеть до самой смерти? Я вот приеду и ухерачу кого-нибудь.
Молчали еще минуты три.
– Они нам отомстили, - заговорил Матвей.
– И, наверное, отомстят еще. Значит, ждать уже нечего. Костенко говорил, что начинать надо только когда нечего ждать.
Теперь все молчали иначе: прислушиваясь к тому, что скажет Матвей.
– У нас есть отделения в сорока крупнейших городах. Мы можем взять все администрации в один день, - сказал он.
– И что?
– спросил Веня весело.
– И узнаем, что.
Матвей раздумывал, щурясь и вглядываясь в мельканье брызговиков.
– Что мы сделаем в Москве - я понимаю. А вы тут сами разберетесь, Саш?
– Разберемся, - твердо ответил Саша, ничего еще не зная толком.
– Вам куда проще, - спокойно продолжал Матвей.
– Все мы этого хотели. Мы ждали этого. Значит, надо делать. Сейчас. Иначе - все.
– Ты как уговариваешь, Матвей. Как будто кто-то против, - сказал Веня.
– А ты вообще пропьешь все! Проспишь и пропьешь!
– выругался Матвей, снова гневно обернувшись с переднего сиденья.
– А я тут останусь, - огрызнулся Веня.
– Вот и оставайся.
Все снова замолчали. На этот раз обдумывая то, что высказал Матвей.
– Вы, наверное, дико боитесь смерти, - вдруг сказала Верочка злым, предслезным голосом.
– Умерла она, ваша Россия, это всем вменяемым людям ясно. Что вы за нее цепляетесь? Вы что, не знаете, что иногда все умирает? Человек, собака, крыса - они умирают! Умирают!
– Я тебя сейчас выкину из машины, - сказал Саша спокойно.
Верочка тихо заплакала. Она сжалась вся, и гладила маленькие коленки, и тонкие губы кусала. Саше хотелось разбить
Я знаю, как все сделать здесь, - сказал Олег так, словно никакой Верочки в салоне и не было.
Глава тринадцатая
Саша не спал всю ночь, но чувствовал себя, словно ему натерли грудь снегом. Часто улыбался - так бывает, если готовишь самым близким и любимым людям славный сюрприз. Вот-вот гакнет хлопушка, всех осыплет разноцветной бумажной шелухой, и выбежит, весело вереща, ушастый заводной заяц, жутко вращая электрическими глазами.
Делали с Олегом круги по городу, все высчитывая поминутно. Олег скалил зубы довольно, повторял часто, иногда вовсе не к месту: "Зол злодей, а я трех злодеев злей".
Потом снова все обсуждали и опять колесили по городу. Никого не боялись. Несколько раз вылетали на машину с милицией и проезжали мимо, как заговоренные, - никто не останавливал. Дурака с полосатой палкой то по рации вызывали, то машина впереди что-нибудь нарушала, и ее, посвистывая злобно, приходилось тормозить.
– Нам все вешки убрали, - сказал после очередного везенья Олег.
Сашка понял, о чем он: Олег запомнил, что дед в деревне говорил. А казалось, что варенье ест.
– А ты в Бога веришь?
– спросил Саша. Олег хмыкнул.
– У нас снайпер был. Иногда нательный крестик клал в рот перед выстрелом. Говорил, помогает.
– "Русь бредит Богом, красным пламенем, где видно ангелов в дыму…" - вдруг вспомнилось Саше, он произнес эти слова просто и тихо, совсем без чувства: подумав отчего-то о семнадцати стариках в белых рубахах в черной, смурой избе… и дедушка его среди них.
– …И ангелов тебе видно?
Олег покрутил головой, и неясно было, что это значит: нет, не видно… нет, не скажу… - или: не то ты спрашиваешь, совсем не то…
Саша заснул в последний вечер минут на сорок, и приснился быстрый сон. Будто доехал все-таки до бабушки, в деревню. Скорей выпустил гусей и кур из сарая и звал их за собой, к машине.
Как всегда во сне, была какая-то невнятица: потому; что добирался на легковой машине, а во двор въехал на грузовике… или на чем-то с кузовом. И вот Саша торопится, пока бабушка не вышла, - хочет что-то успеть.
Открыл кузов и сбрасывает тела, и они падают сочно, словно влажные насквозь. Гуси жадно бросаются к тому, что упало, тянут клювами что-то длинное и: широко развевают свои белые крылья, гогоча. Куры гусиных крыльев пугаются, отбегают испуганно, а потом снова, голову нагибая, торопятся клюнуть раз, клюнуть другой.
Саша обернулся, а на него бабушка смотрит от порога. И отец сидит на лавочке, курит.
Проснулся и вспомнил, как гусей и кур созывал: "Судсудо'м, судсудо'м…"
– Че, задремал?
– спросил Олег. Они в гараже стояли.