Сансара. Оборот третий. Яйца Нимиры
Шрифт:
Яйца зароптали. Я, поняв, что наступил на больное, сменил пластинку:
– Яйцо, ребята, – это товар с повышенным содержанием бренда. Яйцо на сто процентов гарантирует хороший вечер и утро. В нашей жизни яйцо всегда торжествует. Вы способны подстроиться под яйца, вы стремитесь быть совершенством в глазах других, вы воплощаете чьи-то мечты. Не пора ли остановиться и посмотреть на яйцо? Я никогда не думал, что яйцо придёт ко мне и скажет: «Я – Яйцо». Не забивайте яйцо. Я конечно понимаю, что, когда проблемы с яйцом, то всякое яйцо и лезет
Яйца разразились аплодисментами. Мне хлопали сотни невидимых рук. Я кланялся. Рядом со мной вертелась в воздухе гордая Яйцерина.
– Кто ты, отважный чужеземец? – спросил в микрофон вокалист.
– Это – Костя Старательное Яйцо! – отозвалась Яйцерина.
– Следующая песня – в твою честь, Костя Старательное Яйцо!
– Выпивка – за счёт заведения, – подхватило барное яйцо и подвинуло мне ещё один напёрсток.
– Ура! – обрадовался я. – Да здравствует!!!
***
Третий напёрсток точно был лишним. Во всяком случае, связь с реальностью я утратил полностью. Ужас! Никогда такого не пил. В животе как было пусто, так и осталось, а в голове зато…
Это немного напомнило, как мы в детстве на советских качелях развлекались. Ну, такие, где колесо от КАМАЗа на четырёх цепях висит. Мы его закручивали по часовой стрелке, а иногда – против, как настроение. Один держал, а двое забирались. Колесо стремительно раскручивалось, вызывая штормовое головокружение.
Потом мы подвели под процесс научную базу и начали играть в бар. Закручивал бармен. Закажешь бутылку водки – он тебе по самое не могу закрутит. Кружка пива – два-три оборота. Эх, детство-детство, ты куда ушло…
В себя я пришёл на улице, в каком-то тёмном укромном уголке. Мои руки как раз сдёрнули с алеющей Яйцерины занавеску, и тут я замер. Ну, пока связь с реальность отсутствовала, я, кажется, был вполне уверен, знал, что делать, и даже не сильно переживал из-за сальмонеллы. Но вот теперь я резко озадачился происходящим.
– Не останавливайся, Костя, – прошептала Яйцерина.
Блин, да я бы рад не останавливаться! Или не рад?.. Господи, что я вообще делаю со своей жизнью?!
Из затруднительного положения меня выдернул знакомый мерзкий голос:
– Какого яйца тут происходит?!
Я повернул голову и увидел, что единственный выход из нашего закутка заслонили трое яиц.
– А! – Я хихикнул. – Смит Гладкое Яйцо? Да ты крутой. А эти, по бокам – твои яйца?
– Стойте! – заметалась Яйцерина. – Не надо! Я всё объясню.
– Да чё там объяснять, и так всё понятно, – пожал я плечами и отважно шагнул к Смиту.
И тут вдруг спину пронзила резкая боль, заставив меня вскрикнуть и упасть на одно колено.
– Так-так-так, – вальяжно произнёс Смит, подкатываясь
В невидимой руке рядом с ним появилась металлическая цепь.
Глава 5
Про болты в спине я практически забыл. Вот ведь… Раньше не понимал, как люди умудряются жить со всякими пирсингами – неудобно ведь должно быть! А самому накрутили в спину неведомой хрени – и как так и надо. Ну, на спине не засыпал, само собой, привык на боку.
И вот сейчас, ни в зад ни вперёд, как говорится, болты дали о себе знать. С меня даже хмель слетел от таких изысков. Как будто в позвоночник все эти болты вот прям сейчас закручивают, без наркоза. В глазах потемнело, на губах застыло матерное слово.
Уши будто ватой заложило, но я всё же услышал, как кричит Яйцерина, как Смит Гладкое Яйцо говорит: «Подержите её!». Потом – свист воздуха, рассекаемого цепью.
Я сделал то единственное, что мог – повалился на бок. Цепь пролетела сверху. Смит выругался.
Приступ ушёл так же внезапно, как и пришёл, оставив только тошноту, бешено бьющееся сердце и трясущиеся руки-ноги. Ну и хрен с ними, что трясутся. У Смита, вон, их вообще нет. Надо, Костя! Вступиться за честь дамы, и всё такое.
Я приподнялся, встал на одно колено, посмотрел на Смита, который как раз отводил цепь назад для второго удара. Ну и что мне с этим Шалтаем-Болтаем делать? С правой ему пробить? Мысль, конечно, интересная, опять-таки ужин. Но вряд ли это как-то поможет нашей репутации в деревне Яичных Холмов. Да и Яйцерина умом тронется, увидев, как мы с Дианой и Фионой пожираем внутренности её бывшего.
Подумав, я просто вытянул руку и толкнул Гладкое Яйцо.
Результат превзошёл все ожидания. Смит упал и покатился, громко вопя.
– Э! – возмутился сзади один из его подручных (или, вернее, «подъяичных»?), который держал Яйцерину. – Ты страх потерял, яйцо с руками?
Кажется, ребята привыкли, что от них молча выхватывают и говорят «спасибо». Типичные мажорчики, непуганые.
– Сейчас, – сказал Смит Гладкое Яйцо, поднимаясь, как Ванька-встанька, – я тебя убью. Выпущу наружу твой белок. Готовься к смерти!
– Окей, – пожал я плечами, выпрямляясь во весь рост. – Пойду готовиться. Как буду готов – сообщу.
Смит взмахнул цепью. Я, не слишком уверенный в том, что делаю, поднял левую руку, и цепь обвилась вокруг неё. Больно, конечно, но терпимо. Великих сил в яйце не было.
Перехватив цепь, я дёрнул, и другой её конец выскочил из невидимых рук Смита, сам же он чуть не упал к моим ногам, но всё-таки выстоял.
– Белок, говоришь? – сказал я, помахивая цепью. – Белок – это хорошо. Но желток – гораздо вкуснее. Что застыл, придурок? Да я таких, как ты, на завтрак, обед и ужин жру! Нашёл, на кого напрыгнуть, гоголь-моголь тухлый. – Это я вспомнил, как то, другое яйцо обозвало Смита, когда я впервые его увидел.