Сантрелья
Шрифт:
Глава восемнадцатая ОБВИНИТЕЛИ
Я управлюсь с любой помехой,
Рад с любой докукой сразиться,
Но себя защитить не умею
От назойливого тупицы.
Где я слышала этот голос, такой знакомый голос? Я вытянула свечу вперед, а узник тем временем нашел в себе силы вскинуть голову. Я вскрикнула и тут же закрыла рот рукой.
— Не бойся, Элена, он добрый. Просто его пытали, и ему плохо, — неправильно истолковала мой крик девушка.
Узник
— Говорю по-английски, чтобы она не подумала, что я общаюсь с тобой. Я ведь не знаю, за кого тебя принимают. Я здесь уже две недели и не вижу выхода. Наверное, ты уже поняла, что это другой век. Судя по всему, примерно век одиннадцатый. Один человек приходит ко мне иногда, кормит меня и перевязывает мои раны. Это араб, почему-то живущий среди христиан. Я о многом говорил с ним. Он очень образован, владеет латынью. Ему можно доверять.
Он перевел дух, каждое слово болью отдавалось в его измученном теле. Беренгария шагнула к нему, чтобы успокоить, не понимая, о чем он говорит. Но он остановил ее жестом и продолжил, все также обращаясь к ней:
— Если б ты смогла найти этого араба. Вместе вам, может быть, удалось бы вытащить меня отсюда. Правда, он уже почти неделю не появляется. Не случилось ли с ним чего? Эта девочка очень добра. Она подкармливает и жалеет меня. Не волнуйся. Я все вынесу. Но ужасно, что и ты оказалась в этом мире!
Он замолчал и медленно опустился на пол. Я поборола оцепенение и продолжила спектакль. Насколько обостряются умственные способности в момент опасности! Откуда только возникает понимание, как нужно поступить? Я повернулась к Беренгарии и сделала вид, что пытаюсь что-то сформулировать, но от волнения ничего не могу сказать. И тогда я заговорила с ней по-русски, трогая ее за рукав, чтобы привлечь внимание:
— Господи! Наконец-то я тебя нашла! Мы уже не знали, что думать. И все же мы шли по верному следу! Твой араб нашел меня в подземелье, когда я уже попала каким-то образом в это время. Я живу у него. Он выдает меня за свою наложницу. Сейчас его отправили с поручением. А девушка дружит со мной, ей скучно здесь, бедняжке. Родной мой, крепись. Я сделаю все возможное и невозможное, чтобы ты выбрался отсюда…
— Элена, ты слишком переволновалась, — удивленная моей непонятной тирадой, обеспокоилась Беренгария и потащила меня к выходу.
— Кушайте, пожалуйста, — обратилась она к узнику и вышла.
Я, воспользовавшись секундой ее отсутствия, сжала его руку и шепнула:
— Потерпи!
Я осветила его изможденное, заросшее, в синяках и ссадинах, лицо и не могла оторвать взгляд от его усталых, воспаленных серых глаз, родных глаз моего брата Николая.
Мы выбрались из душных, зловонных, гнетущих казематов и поднимались по лестнице, словно из преисподней на свет божий.
— Ты знакома с этим последним узником? — догадалась Беренгария.
Я вздрогнула. «Это мой брат!» — кричала душа.
— Нет, — поспешила ответить я, а мне так хотелось довериться этой доброй девочке в надежде, что она сможет чем-то помочь. Но я не
— Тебя испугал его вид? — высказала новое предположение девушка.
— Да, — я порадовалась, что она не держалась за прежнюю догадку. — Почему его пытают, а других — нет?
— Другие — мавры, о них все известно, они просто враги. Он же не понятно кто и откуда, к тому же одежда его ни на что не похожа. Он напоминает колдуна. У него нашли какие-то странные колдовские предметы. Он либо язычник, либо еретик, — объяснила Беренгария.
— А ты не боишься общаться с колдуном, помогать ему? — мне надо было побольше узнать о ее личном отношении к Коле.
— Нет, он такой спокойный и в то же время беззащитный. Я вообще не считаю его колдуном. Колдуны не такие. Они злые и хитрые, это сразу бросается в глаза, — выдала свою позицию девушка, будто имела порядочный опыт общения с магами. — Падре Эстебан будет решать его судьбу на церковном собрании.
Я ужаснулась. В таком случае Николая ждет неминуемая гибель. Конечно, одиннадцатый век — это еще не воинствующая инквизиция, не охота на ведьм, но церковь как раз утверждает свои позиции, борется за свое главенство и влияние, поэтому так или иначе и борется с ересями и преследует инакомыслящих.
— Но ведь арабы — тоже неверные? — попробовала я изобразить наивное недоумение.
Беренгария почему-то решила, что я имею в виду Абдеррахмана, и бросилась на его защиту:
— Сакромонт спас жизнь Альфонсо во время битвы много лет назад. С тех пор он живет у нас, и отец его очень уважает. К тому же он не противится принятию нашей веры. Он присутствует на наших богослужениях и признает Христа.
Девушка вдруг смутилась, осознав, что выдала наложнице статус ее господина. Но я каким-то нелепым вопросом показала, что мало поняла из рассказанного ею.
Авантюра завершилась, и девушка, опасаясь родительского гнева, торопилась в свою спальню и поспешила проститься со мной возле моей двери. Я облегченно вздохнула, избавившись от ее общества и оставшись наедине со своими переживаниями.
Итак, я нашла Николая. Главное, я знала теперь, что он жив. Все то время, что я находилась здесь, мы пребывали с ним даже в одной башне, а я ничего не подозревала и ни о чем не догадывалась. Сколько времени упущено! Я молила бога, чтобы вернулся Абдеррахман. На него я возлагала большие надежды. Ему одному я могла довериться.
Я металась по комнате в полной темноте и не могла успокоиться. Затем легла и пыталась заснуть. Куда только сон делся? Коля, исхудавший, избитый, изможденный, стоял перед глазами. Я зажгла свечу и достала рукопись, чтобы отвлечься, но читать я не смогла, лишь еще раз пролистала уже прочитанное, в обратном порядке: юность и детство Святогора, вступление и изложение причин написания сего труда. И вдруг я вспомнила Колины слова: «Судя по всему, это примерно век одиннадцатый». Одиннадцатый век! Но и рукопись относилась к началу одиннадцатого века! И знакомым казалось мне имя владельца замка, но сейчас, листая, я никак не могла найти те строчки, которые бы подтвердили мои догадки. Да нет, вряд ли. Таких совпадений не бывает!