Сантрелья
Шрифт:
— Мы должны спасти Колю! — воскликнула я. — Ты поможешь мне, Святогор?
Я получала наслаждение, произнося это имя.
— Не беспокойся, — и он положил мне руки на плечи. — Мы выручим его. Я часто бываю в каземате. Я являюсь переводчиком у дона Ордоньо и помогаю ему общаться с арабскими узниками. Я уже не раз беседовал с Николасом, но я не предполагал, что он русич, и что он из будущего. Он прекрасно владеет латынью, поэтому мы многое сумели обсудить…
— Что ты предпримешь? — нетерпеливо перебила его я.
— Не спеши, — осадил меня Святогор. — Надо все тщательно взвесить. Я не готов пока
— Я нахожусь здесь уже неделю. Целую неделю назад я могла начать предпринимать что-либо. Я ведь в первый же день рассказала тебе о брате, — обрушилась я на моего земляка с упреками.
— Но в первый же день ты пыталась бежать, как раз когда я думал устроить вашу встречу, — парировал он.
— Пусть так. Но ты догадывался, что он и есть мой брат, и не спешил помочь ему, — упрямилась я. — Тебе все равно, что будет с нами. Ты не представляешь себе, как страшно оказаться в чуждом тебе мире.
Он вскочил, разгневанный моими несправедливыми нападками.
— Мне, как никому, известно, насколько страшно оказаться в чуждом мире! — вскричал он. — Ты несправедлива! И потом я же верю в Аллаха. А Пророк сказал: «Не уверует никто из нас по-настоящему, пока не станет желать брату своему того же, чего желает самому себе».
Я уставилась на него в недоумении, пораженная не то наивностью его, не то лицемерием.
— Ты веришь в Аллаха? — медленно произнося слова, изумилась я.
— Я воспитывался в этой вере, я пропитан ее философией с детства, — успокоившись, отвечал он с достоинством.
— А как же Перун и… остальные божества? И еще Богоматерь? — снова удивилась я.
— Элена, я расскажу тебе о своей жизни, и тогда ты поймешь меня. И не осудишь. Я принял всех богов с детства и не смог расстаться ни с одним из них. Каждый имеет для меня смысл. И это моя вера, и это моя правда. Они помогают мне жить. Впрочем, речь не идет о множестве богов, все гораздо сложнее, речь идет о переплетении вер, которые сложились в моем сознании в определенное восприятие мира.
Мне стало стыдно. Я вела себя, как капризная девчонка, а ведь он не заслужил ни моих упреков, ни моих наставлений, ни моего недоверия. Он как-то потерянно смотрел в окно, оказавшись в ореоле солнечного света. Солнце осветило волны его светлых волос, создав волшебную ауру вокруг его головы. Я ощутила внутренний трепет оттого, что находилась рядом с этим необычным загадочным человеком. Я робко приблизилась к нему, вошла в оконную нишу, заслоняя ему обзор, и поймала взгляд его зеленых глаз.
Я не ведаю, что он прочитал в моих глазах. Подразумевала я просьбу о прощении, но он, по-видимому, увидел там лишь тревогу, потому что ласково улыбнулся и промолвил:
— Все будет хорошо.
— Расскажи мне о себе, — попросила я.
— Обязательно, только сейчас меня давно ждет дон Ордоньо. Вечером мы обо всем поговорим и подумаем.
И все же я обидела его. Такой вывод я сделала из его нарочито предупредительного тона — так разговаривают с назойливым ребенком, когда сердятся на него, но хотят избежать новой вспышки капризов.
Глава двадцать первая СОСТЯЗАНИЕ
Верую во единого Бога Отца,
Вседержителя,
Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.
И во единого
Отцом рожденного прежде всех веков;
в Свет от Света, в Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через Которого все произошло.
Никео-Константинопольский Символ Веры Знает Он, что на суше и на море;
Лист падает только с Его ведома,
И нет зерна во мраке земли,
Нет свежего или сухого,
Чего бы не было в книге ясной.
В дверь постучали. Я открыла и увидела встревоженного дона Альфонсо.
— Элена, меня послал за вами святой отец, — взволнованно заговорил он. — К счастью, он уверен, что вы заперты в моей комнате, так что именно мне поручено доставить вас в часовню.
Итак, священника не оставляла мысль о проведении допроса с пристрастием. Моя участь пока представлялась туманной.
Дон Альфонсо провел меня помещениями нижнего этажа. Мы двигались какими-то бесконечными коридорами, стараясь избегать людей. Из башни, где располагались покои владельца замка и его домочадцев, мы через потайную дверь проникли в домовую церковь. Она помещалась на втором этаже надвратной башни, а еще выше, над церковью, находился замковый колокол, извещавший обитателей о вечерних богослужениях, о важных внутренних событиях, а в моменты опасности — о приближении врага.
Мы вошли в довольно темное помещение со сводчатыми потолками. Вдоль стен ютились грубые лавочки, в нишах примостились небольшие деревянные скульптурки Богоматери и святых. В алтарной части между двумя узкими окнами висело большое деревянное распятие, а под ним на столе стояли массивные подсвечники с высокими свечами и церковная утварь. Падре Эстебан отдавал там какие-то распоряжения двум церковным служкам. Окна часовни, вероятно, были заделаны слюдой. Солнечный свет как-то нереально преломлялся через нее и отражался прямо на тонзуре святого отца, заставляя ее весело и несерьезно блестеть. Это вызвало у меня невольную улыбку, не ускользнувшую, однако, от проницательного, всепроникающего взгляда священника.
— Что ж, это приятно, что ты заходишь в храм божий с улыбкой на устах, — проворковал он сладким голосом. — И все же, дочь моя, тебе в твоем положении куда более пристало входить сюда со смирением и благоговением.
Я пожала плечами в знак того, что плохо поняла его тираду. Тогда он воздел глаза к небу, затем опустил голову, тем самым показывая, как мне следовало поступить. Я смиренно опустила голову.
— Сын мой, — обратился падре к дону Альфонсо, — благодарю вас. Я попробую наставить эту особу на путь истинный. Думаю, вы можете вернуться к своим делам.
Хитрый священник намекал, что хочет остаться со мной с глазу на глаз. Служек он уже отпустил.
— Девица сия находится под моим надзором, — откликнулся молодой хозяин. — Мое присутствие при вашей беседе позволит мне доложить отцу о ее поведении.
— Я полагаю, у меня не возникнет трудностей в общении с ней, — вновь исключительно вежливо возразил падре. — Я не смею вас задерживать. А дону Ордоньо я сам расскажу обо всем, что касается этой девицы.
— Отец приказал не спускать с нее глаз, — парировал молодой человек. — Я понаблюдаю, насколько она привержена Христу.