Сапер. Том II
Шрифт:
Похоже, что на этот вечер судьба наша была — встречать у крыльца гостей. Не успела закрыться дверь за Кирпоносом, как во двор въехала еще одна “эмка”, для разнообразия почище. И тоже подъехала к крыльцу. С переднего сиденья выскочил лейтенант в форме настолько чистенькой и подогнанной, что у меня сразу возникла мысль, что в Кремль я ходил как оборванец. Не обращая ни на кого внимания, он открыл заднюю дверцу и я увидел как оттуда показывается сапог, такой начищенный, что его можно было сразу посылать на чемпионат мира по чистке сапог. Уверенное первое место, друзья. И мне тут же захотелось
— Масюк, ходу, — только и успел сказать я и мы с Аркашей показали чудеса скорости по забегу в приемную.
— Товарищ генерал! — завопил дурным голосом мой напарник. — К нам маршал приехал!
И оказался прав. Не прошло и минуты, как в приемную зашел именно маршал, Семён Константинович Тимошенко. Практически один-одинешенек, если не считать того самого лейтенанта, который теперь мало отличался от тени и замер у двери.
Вот с кем мне не приходилось сталкиваться, так это с Тимошенко. Видел мельком, как он быстро прошел после совещания у Сталина. Адъютант у него другой был, попроще выглядел.
— Ну здравствуй, Михаил Петрович, — он подошел к Кирпоносу, замершему на пороге своего кабинета и пожал ему руку. — Что тут у тебя?
— Здравствуй, Семён Константинович. Эвакуация штаба у меня, — тусклым голосом ответил комфронта. — Только что отдал приказ на подрыв мостов… Ты… вместо меня приехал?
— И не надейся, — ответил Тимошенко. — Вместо Семёна Михайловича. Эвакуация — это правильно, — он это сказал таким тоном, что комфронта даже голову поднял, самому тупому среди нас стало понятно, что ТАК говорят только о вещах одобренных там, в кремлевских высях. — Пойдем пока к штабным, доложите оперативную обстановку.
Аркаша остался в приемной, а я пошел за начальником к штабным. Ну, и одетый с иголочки лейтенант тоже. Внутрь мы не заходили, делать адъютантам там нечего, но слышали всё.
После небольшой суеты, вызванной появлением высокого начальства, Тупиков наскоро доложил обстановку, рассказав и о Кременчуге, и о Лохвице. Тимошенко что-то уточнял, тут поперли цифры, номера частей, да в таком количестве, что у нормального человека сразу бы заболела голова. Ну, я-то закаленный, меня так просто не возьмешь, я минут десять выдержать смогу. Так что самое главное я не пропустил.
— У меня для вас есть хорошее известие, — спокойно сказал Тимошенко. — И это позволит нам отвести войска от Киева на рубежи…, - штабные, наверное, от зависти съели свои ручки, потому что сейчас он им показал, что значит забить голову цифрами и названиями. — Сегодня наша авиация, получается, отличилась дважды. Кроме несомненного успеха у Кременчуга наши сталинские соколы разбомбили узловую станцию…, — тут что-то позади меня загремело, оказалось, пришлый адъютант завалил какие-то папки, которые до того спокойно лежали и никого не трогали. Так что кусок сообщения секунд десять я не слышал. — Таким образом, — закончил маршал, — у Гудериана через двое суток кончится горючее…
Глава 18
Тимошенко, конечно, своим сообщением настроение поднял. Да, понятно, отступление, все дела, ничего радостного.
Расфуфыренному лейтенантику я, конечно, помогать не стал. Это чудо военной мысли, оказывается, хотело пролезть поближе к двери и послушать своего начальника. Побыть причастным к большим делам, значит. Чтобы после войны, дослужившись до полковника, наляпать мемуарчики, как сам Тимошенко спрашивал у него советов по наилучшему задавлению вражин. Ну, и само собой, поведать общественности, как он давил руками фашистов в рукопашной. И в самом деле, не про чистку же сапог рассказывать, мемуары не для того пишутся.
Маршал закончил совещание и уехал, о чем-то еще накоротке переговорив с Кирпоносом, а мы продолжили готовиться к запланированному отходу на заранее подготовленные позиции. Таскал папки к бочке, трепался с Аркашей. Так что нападение на штаб я банально прошляпил. Ну какие-то хлопки за окном во дворе, взрывы. Так в Киеве постоянно что-то взрывается — налет за налетом. Сирена не воет — и ладно.
Но тут прямо возле меня треснуло стекло. Посмотрев на пулевое отверстие, я начал подозревать, что мы оказались в глубокой жопе. Осторожно выглянул в окно. По двору бежали солдаты в советской форме. И что удивительно — они стреляли из винтовок и автоматов в бойцов комендантского взвода. Ворота управления были сорваны взрывом, к нам заруливала «полуторка», на кабине который был установлен пулемет на треноге. Из него велся активный огонь, тарахтела эта зараза громче всех остальных.
— Аркаша, валите отсюда нахрен! — крикнул я Масюку, как раз входящему в кабинет, рванул фрамугу, открыл огонь из двух пистолетов — ТТ и трофейного Парабеллума. Целил в пулеметчика и, что удивительно, попал. Хоть и не сразу. Ну, так мне хотелось верить, что я. Сначала разбил стекло грузовика, потом дал поправку — задел стрелка. Он вдруг осел и повалился в кузов. Сразу стало чуть тише, раз в десять примерно. Полуторка со скрежетом уткнулась в ступеньки крыльца.
Тут бы сообщить, что всё кончилось, мы победили и все враги бесславно продолжили истекать кровью, а мы вперед под звуки оркестра… Но ни хрена подобного. Это было только начало.
Атакующие по непонятной причине перенесли огонь на меня, и я повалился на пол. Обзор хуже, конечно, но шансов уцелеть больше. Перед этим увидел, как Аркаша на четвереньках улепетывает из этого кабинета. Видать, не только мне это не понравилось. Стекло окончательно лопнуло, на меня посыпались осколки. Я поменял позицию, дорасстрелял магазины. Куда палил? В Киевскую область, вестимо дело. Изображал сопротивление, короче. Потом в такой же позе, как и Масюк, пополз по коридору в сторону приемной. Оттуда тоже раздавались короткие очереди, только автоматные. Оказалось, что в окно палил сам Кирпонос. Бил Михаил Петрович из ППД как опытный боец, отсекая по три, четыре выстрела.