Сапер. Том II
Шрифт:
Кирпонос долго жал руку, крикнул Тупикова, тот принялся хлопать по плечам, достал фляжку. В ней была обыкновенная водка, которую мы тут же всем коллективом и распили, не закусывая. Из любезно предоставленных хозяином кабинета личных граненых стаканов.
— Вот же везучий… Пилоты погибли, самолет разбился, а тебя хоть обратно в Кремль в Георгиевский зал! — комфронта все никак не мог успокоится.
Самое мое главное везение было в том, что я смог затянуть окружение Киева и, судя по коробкам в кабинете — Михаил Петрович успел выбить из
Во дворе управления начали грохать зенитки, с опозданием завыла сирена воздушной тревоги.
— Опять ВНОС налет проспал! — Тупиков выругался, хрястнул кулаком об стол. — Ну вот как воевать то, а? Немцы что хотят, то делают в небе — запасной фронт посылает пополнения, так они они колонны на марше расстреливают, эшелоны прямо на вокзалах в землю вбамбливаются — приходится разгружать черт те где по ночам…
— Ладно, Василий Иванович, — Кирпонос подтолкнул начальника штаба к двери. — Пойдем в бункер или прямо тут наша война закончится. А нам еще Берлин брать.
Я было тоже направился в бомбоубежище, но комфронта меня придержал.
— Петр, после налета сходи в хозуправление, собери посылку для Буденного. Ну там сыра хорошо, коньяка получше какого-нибудь… Я дам указание.
— Зачем? — удивился я.
— Хочу поддержать Семен Михайловича. Его…, - Кирпонос нахмурился, вздохнул, — отстранили от руководства фронтом
Вот это номер!
— За что?
Михаил Петрович точно также как и Тупикова, подтолкнул меня к двери, мы вышли в коридор. Тут было пусто, только выла сирена тревоги, продолжали стрелять зенитки.
— Сталину нужен козел отпущения, — комфронта тяжело вздохнул. — Оставить столицу Украины — это…
— Понял я, понял…
— Говорят на Буденного уголовное дело завели, — Кирпонос с тоской посмотрел в заклеенное бумажными полосами окно.
— В чем его обвиняют? — я обалдело почесал в затылке. — Во вредительстве?
Водка на голодный желудок ударила в голову, мысли путались. Буденный же до конца войны должен дойти. Или уже нет?
— Херня какая-то…, - Кирпонос дёрнул фрамугу окна, вдохнул холодный осенний воздух. — Бытовуха. Дескать, Семен Михайлович убил свою первую супругу, чтобы жениться на второй…
— Даже так?
— На каждого, Петя, на каждого… у него, — комфронта ткнул пальцем в потолок, — есть папочка. Как только нужно — ее достают и пускают в ход.
— И на вас? — спросил я и тут же поперхнулся.
Лицо Кирпоноса покраснело, но он сдержался.
— И на меня. Чем я от остальных отличаюсь?
— Посылку соберу, адъютанту Буденного передам, — тут же сменил тему я.
— Петр Николаевич! — голос комфронта в один миг стал официальным, будто он ругать меня собирается, но продолжил он вполне обыденно: — Может, ты передумаешь… ну, насчет остаться?.. Нет, я помню, что обещал! — остановил он меня рукой. — Просто сам подумай, надо ли оно? Что, без тебя не справятся? Пусть НКВД работает…
— Не справятся! У меня есть один, особенный сюрприз
— У Киевского университета? — Кирпонос махнул рукой. — Пустое это все. Может, сработает с Киево-Печорской лаврой. Ее немецкое начальство наверняка захочет осмотреть…
Я понял, что Михаил Петрович видел схему минирования Успенского собора. А может и утверждал ее. Не саму схему, конечно, а план операции.
— Это опасно, Петр. Тебе придется переходить на нелегальное положение. А опыта работы разведчиком у тебя нет…
— Я уже дважды выходил из окружения!
Кирпонос задумался.
— Ты везучий, этого не отнять… Ладно, под мою ответственность. Позаботься о документах. Пусть в контрразведке тебе сделают липовый паспорт и другие бумаги. Я дам команду.
— Нужны адреса явок и конспиративных квартир
— Это к Старинову. Там все подготовлено, я ему позвоню.
***
Я всю ночь провертелся с боку на бок: сон не шел, я всё думал о нашей базе в высотке на площади Калинина. А всё ли там хорошо устроено? А работает ли то, что натащил туда Ильяз? А наблюдательный пункт? А вот еще! Понимал, что дурь это, перепроверили же сто раз, в том числе и я, а покоя всё равно не было. Так что утром я был как вареный. Но на Крещатик помчался с раннего утра, только рассвело.
Часовой торчал на месте, затаившись в вестибюле и охраняя единственный вход. Я показал документы, хотя видел он меня здесь, наверное, раз десять, не меньше. Но поднявшись наверх, я услышал какую-то возню и приглушенные вскрики. Так что последние пару этажей я преодолел влёт, хотя ноги и гудели.
Ильяз вязал какого-то мужчину, бледного, будто он в погребе три года просидел безвылазно. Он настолько увлекся этим делом, что даже не услышал как я топотал по лестнице.
— И что здесь творится? — спросил я, чем, наконец, привлек внимание Ахметшина. Ну, я бы тоже захотел узнать, кто это вопит мне прямо в ухо.
— Шбиёна боймал, товарищ старший лейтенант! — бодро и радостно сообщил мне подчиненный. — В комендатуру сдадим или сами расстреляем?
— Ишь, кровожадный какой! А поспрашивать, кто, откуда, не собираешься? — я наклонился к мужчине. Лет тридцати, наверное, не больше. Лицо ему Ильяз отрихтовал немного, губу разбил, вокруг левого глаза наливался свежий синяк.
— Как зовут тебя? — спросил Ахметшин грозным голосом.
— Андреев Павел, — совершенно бесцветно ответил он, будто автомат говорил.
— Ты где живешь? — я задал вопрос уже поспокойнее, дав Ильязу отмашку помолчать, но задержанного, кажется, это не волновало.
— Раньше в Троещине жил, а сейчас в больнице имени Ивана Петровича Павлова, на Подоле.
О больнице имени Павлова я знал. Это огромная киевская психушка на правобережье. Именно туда Соломоныч вел своих пациентов и оттуда дал дёру Виталик, добравшийся аж до Москвы.
— А что же ты здесь ходишь? — спросил я. Уже понятно было, что до шпиона Павлу Андрееву как до Луны.