Сапоги — лицо офицера
Шрифт:
— О чем ты говоришь! — загорячился Сырец. — А если бы мы жили, положим, в Хабаровске, мы что б, в оперу ходили или на встречи с писателями? А в Москве? В воскресенье первым делом в магазин бегут за водкой!
Возвращались напрямик, через лес, мимо одиноко стоящей на отшибе казармы бронепоезда.
Обычная танковая рота в случае войны должна поставить свои танки на железнодорожные платформы. Считалось, что такой состав надежно прикроет Транссибирскую магистраль на участке между Свободным и Шимановском. Танков еще не прислали,
Бредущая мимо гурьба привлекла интерес солдат.
Казаков и старший лейтенант-автомеханик, поотстав от приятелей, вели под руки засыпающего на ходу Кушника.
— Армия это не для меня… Ты знаешь, я специалист… Все-таки механик, это тебе не навоз по полям разбрасывать… Меня, я блядь — ты блядь, в любом колхозе на руках носить будут, ходи, как профессор, в белых перчатках на работу… А тут каждая свинья тобой распоряжается… Говорю, гипоидную смазку надо сменить, а он смотрит, как будто у меня хер на лбу вырос…
Кушник перестал передвигать ноги, стало тяжело, пришлось встряхнуть его.
Автомеханик загрустил.
— Но если тебя захомутали на двадцать пять лет, как ты вырвешься? Могут дембельнуть, если ты алкоголик… Но надо пить с умом, я блядь — ты блядь, чтоб под суд не попасть… Если командир понимающий попадется, можно и комиссоваться. Но дело это долгое, надо с головой… Глянь на Кушника, он, дурак, хуюжит по-черному, так только звездочку отберут и будет до пенсии лейтенантом…
Подвиг Балу
Командир первой роты Сырец начал собирать компанию, играть в карты.
Сырец был самым азартным игроком. Почта каждое утро, после развода, он подходил к Коровину и округлял глаза:
— Что будем делать? Я сейчас отправлю роту в поле, освобожусь через полчаса. Зови пока братию…
Коровин шел упрашивать Курко. Тот побаивался своего насмешливого товарища и поэтому соглашался, хорошо, он проведет занятия с двумя взводами, но это в последний раз, Оверьянов узнает, раскричится и будет прав…
В хорошую погоду игроки шли в лес, садились на травке.
Сырец всегда рисковал чрезмерно, без нужды зарывался и часто проигрывал. Но когда везло, был откровенно счастлив, ерзал без конца и чесал голову. Он аккуратно записывал проигрыши — расплатится в получку. Поначалу партнеры беспокоились, уж больно много он проигрывает, как бы не получилось, что играют они на дым из трубы… Но Сырец оказался порядочным должником, в конце месяца без напоминаний отдал долг чести…
Тасуя карты, Горченко презрительно говорил:
— Дурью маются наши командиры… Теперь этих диверсантов придумали… Как их поймаешь, если они тренированы и вооружены по-настоящему?..
— Очередная комедия, — согласился Коровин…
На разводе Белоус прокричал торжественно:
— Солдаты, есть ли среди вас желающие поехать на десять
Он, полковник Белоус, обещает немедленно отпуск тому, кто обнаружит диверсантов. Не вражеских, а наших, советских. Из дивизии сообщили, что в район расположения полка заброшена диверсионная группа. Для тренировки, конечно. Честь полка зависит от бдительности личного состава! Удвоить караулы! Если в ближайшие дни поблизости будут замечены посторонние, немедленно сообщить своему командиру! Ни в коем случае не стрелять! Уже одно то, что диверсанты себя обнаружат, означает провал их операции. Ну, а если удастся захватить одного, отпуск обеспечен!
Потом, отозвав в сторону офицеров, сказал:
— Продолжайте занятия, как обычно. Но в случае чего, проявляйте разумную инициативу. Повторяю, разумную!..
Сырец заерзал, тяжело вздохнул, глянул еще раз в карты и махнул рукой:
— Рискну… Восемь червей!
Партнеры ехидно улыбнулись.
Со стороны полка донесся вой сирены. Полковая тревога, только этого не хватало!
Офицеры побежали к казармам…
— Где ты пропадаешь! — раздраженно крикнул капитан Синюк. — Петров третий день на работу не ходит, тебя только на разводе и вижу, Теличко шляется черт-те где!
Вторая батарея уже второй день выгребала вонючую жижу — сгнивший картофель. В прошлую осень не проверили отопление в овощехранилище, и с наступлением настоящих холодов трубы лопнули. Замерзшую капусту съели, но мороженую картошку солдаты есть отказывались.
— Конечно, не дело командира батареи руководить погрузкой говна! — нагловато согласился Казаков. — Такими операциями должны руководить сержанты. На сержантов надо опираться, товарищ капитан!
На сержантов опираться, сплюнул Синюк, попробуй обопрись на этих овечек, никакого толку от них нет, как и от лейтенантов…
Солдаты в испачканных гнилью сапогах торопливо расхватывали автоматы и каски, выскакивали из казармы, нестройной колонной побежали на плац.
Полковое построение.
Белоус сиял.
Рядом стоял растерянный лейтенант Балу.
Полковник закричал:
— Солдаты девяностого полка! Я поздравляю вас! Мы не ударили лицом в грязь! Благодаря героическим действиям лейтенанта Балу диверсанты обнаружены и обезврежены! Сирена означает, что их план сорван! Спасибо за службу, товарищ лейтенант!
— Служу Советскому Союзу! — Балу застеснялся, но ответил четко…
Взвод лейтенанта Балу работал на артскладе, накрывал брезентом штабеля ящиков с минами. Сам он сидел в холодке и курил в кулак — на складе курить не разрешалось. Поскучав, он пошел помочиться за соседний штабель.
Человек в берете и длинной пятнистой куртке стоял спиной к лейтенанту.
— Э-э-э! — удивился Балу. — Ты что тут делаешь?
Человек неторопливо повернулся, широко улыбнулся и приложил руку к груди, как бы извиняясь. Он не был вооружен.