Саппалит
Шрифт:
– Точно! Точно! Только не в земле копаться да косточки искать, а блуждать по городам. Это тебе не на горе сидеть да в бинокль пулиться. И не за коровами дерьмо убирать. Тем более, ты умный.
Я скривил лицо.
– Не отрицай. По тебе видно.
Я лишь развел руками. Гранчи замолчал. Хотел о чем-то спросить, но не решался. Что-то ребяческое пробивалось сквозь его массивную оболочку.
– Ты же недавно здесь, – сказал он, ковыряясь под ногтями. Встревоженный, он силился побороть желание задать неудобный
Та жизнь – это жизнь до Саппалита. Говорят, чем дольше здесь живешь, тем скорее забываешь то, что было до. Воспоминания выветриваются, а ты не замечаешь, как позади, с листа памяти, пропадает все больше деталей. Не успеваешь оглянуться, как лист полностью чистый, будто новый.
Что помнил я? Помнил борьбу, нужду. Помнил тяжелый груз, недовольство. Несчастье. И помнил, как грезил попасть в Саппалит. Никаких фактов, событий. Людей. Прокси Митори на проповедях говорит, это нормально. Нормально и прекрасно, что тяжелые неприятные воспоминания уходят. Так и должно быть. В какой бы ситуации мы не оказались, всегда нужно надеяться на лучшее. Попадая в Саппалит человек начинает исцеляться, очищаться.
– Помню: было плохо, – сказал я. – Ничего конкретного.
– Ясно.
Даже в темноте я разглядел разочарование на лице Гранчи. Похоже, он ждал другого ответа.
– А мне иногда хочется вспомнить прошлую жизнь. Не люблю, когда что-то упущено. Даже если там были одни страдания, все равно бы лучше их знать. Все же это часть меня. Мой путь.
– Прокси Митори говорит…
– Да знаю я, что он говорит. Свет – единственное нормальное состояние человека. Но меня это не успокаивает.
– Может, тебе стоит показаться Прокси Арсту?
Гранчи поджал губы, отвернул голову.
– Не знаю. Как бы не вышло чего дурного.
– Дурного?
– Да. Вдруг, я не излечим? Могут и изгнать.
– Тогда ты сможешь освежить в памяти жизнь до Саппалита, – я неловко улыбнулся.
Глаза Гранчи превратились в узкие щелочки.
– Ах ты засранец!
И он навалился на меня всем телом. Пытался поймать мою голову, чтобы ворошить волосы кулаком. Я вертелся ужом, кряхтел. Мы оба смеялись, держа в голове цену каждого лишнего громкого звука.
Успокоились лишь когда за спиной зажужжала молния.
– Опять вы устроили свои игрища.
Из палатки показалась лысеющая голова Гадулы.
– Разбудили тебя? – спросил, усаживаясь, Гранчи.
Гадула махнул рукой, выбрался наружу. Сел рядом с нами. Я посмотрел на часы: до конца нашей смены оставалось еще двадцать минут. Сейчас темнело рано, а светало поздно. Еще и этот холод. Но я видел, что совсем рядом с нами лежал снег, который до Саппалита никогда не доберется.
– Сон не идет, – сказал Гадула. – Сначала, вроде, накрыло. Поворочался немного, да толку никакого. Дурацкое состояние. Вроде провалился,
– Все у тебя не как у людей, – сказал Гранчи. – Я вот собираюсь к Прокси Арсту. Думаю провериться. Поддерживаешь?
– Нет, – Гадула погонял слюну по рту и сплюнул. – Наверное, ваш бубнеж меня разбудил. Обсуждаете произошедшее?
Гранчи оживился.
– У меня даже из головы вылетело! Да, это событие, так событие!
Я один оставался в неведении. Переводил взгляд с одного постового на другого. Они отвечали мне недоуменными лицами, будто я съел при них живую крысу прямо за столом, ломившемся от еды.
– Ты вообще на доску посланий не смотришь? – осуждение и удивление в голосе Гранчи.
– До конца цикла еще три дня, – растерялся я.
– И что?
Я чувствовал себя неловко. В то же время возникла легкая агрессия, словно на меня нападали.
– Отстань от бедняги, – вступился Гадула. Он был старшим из нас, и как бы не любил ворчать, мог собраться, взять ситуацию в свои руки. – А ты будь внимателен. Даже если покидаешь город, не поленись изучить доску посланий.
– Так в чем дело? – я спешил избавиться от наставлений.
– Кто-то на всю доску написал «Дива – лжец!» Прямо краской. Прямо поперек. Поверх листов и прочего. На все стекло!
Я не знал, как реагировать на эту информацию. Молча развел руками – так само получилось.
– Ох, мне теперь еще больше захотелось вернуться в Саппалит. Такое событие, а мы торчим здесь под ветрами, высматриваем непонятно что.
Я глядел на него и не мог понять, куда подевался человек, который минуту назад с едва уловимой тоской говорил о чем-то личном, спрятанном в глубине души.
– Это наша работа, – голос Гадулы сделался сухим и походил на шелест листвы.
– Да я же теперь спать не смогу! Ох, и зачем ты напомнил, старик?
– Если у меня меньше волос, так это еще не значит, что я – старик, – ответил Гадула, но чувствовалось: слова Гранчи зацепили его.
– Ты не из обидчивых, я знаю. Как думаешь: кто это мог сделать?
– Черт его знает. Либо идиот, либо новенький. Раньше такого не было.
Оба они, как по команде, посмотрели на меня. Я старался сохранить спокойствие, хотя так и не понял, почему занервничал.
– Напрягся, – сказал Гранчи, кивая на меня. – Еще и вид делает, будто ничего не знает.
В ночной тишине я услышал стук собственного сердца.
– Говорю, отстань от бедняги. Видно же, что он ни причем. Ставлю на старого, которому все осточертело.
– Да я шучу, защитничек, – Гранчи похлопал Гадулу по плечу. Тот невольно сощурился. – Роддер, буди этого соню. Наша очередь отлеживать бока. Хотя, какой там. Полжизни бы отдал, чтобы остаться сегодня в городе.