Сапуниха
Шрифт:
Коллективное хозяйство, где были и быки, и тракторы, получив помощь от государства, засевало гектары, косясь в сторону единоличников. Впрочем, некоторые колхозники с уважением относились к тем, кто держался за личный пай. Перевстрев Якова где-нибудь в проулке, шептали: "А ты, Авилыч, молодец. Не сдаёшься... Я бы тоже мог, да сам знаешь, водилась корова и та околела..." С этими словами, свернув самокрутку, казак, вобрав голову в плечи, удалялся, унося сомнения и терпкий дым самосада.
Хотя пришла весна, несущая надежду, в Гуреевске царило голодное уныние, и после посевной Степанида покинула отчий дом.
Как-то в гости пришла бабка Лёкса и рассказала, что на 2-ой точке за работу хлеб выдают
Посовещавшись на семейном совете, порешили: пущай идёть.
В разговоре с директором совхоза выяснилось, что многое умеет и не гнушается любой работы, отправили девушку чистить и мазать общественные базы.
Вместе с тремя подругами квартировала у приветливых стариков: Варфоломея Сысоевича и Марии Пантелеймоновны, те были рады их присутствию и жалели молодух, стараясь приветить ласковым словом или незатейливым угощением. Квартирантки дежурили по очереди, помогая им в небогатом хозяйстве, платя тем самым за внимание, за заботу.
Наступила пора сенокоса. Травы, подзадержавшись в начале роста, буйно и густо покрывали степи, займища* и поймы Дона. Все свободные руки были брошены на заготовку сена. Очутилась и Стеня среди косарей, усердно трудилась и, казалось, никогда не умаривалась. С шутками да прибаутками старались на сенокосе и стар и млад. Обильная мурава радовала душу, грела сердце: есть чем кормить скотину. А если, даст Бог, будет урожай, значит, и голод отступит. Обратила внимание бригадира на своё умение вершить прикладки: сначала - по бокам, а уж потом всерёдке, как папа учил... Силилась так, что однажды натёрла чириком ногу. Вечером еле пришла домой, а утром и встать не смогла на неё: ту, разнесённую, покрасневшую, ширяло страшной болью. Хозяева достали из колодязя лягушку, разрубили надвое, приложили к болячке. На какое-то время полегчало, но потом опять стало невмоготу. Послали за знахаркой. Дуня Василиха вскоре примелась к страдалице и сразу же заявила, что сглазили Стеньку, выгнала всех из куреня и принялась за дело. Пошептав над ногой, поплевав через левое плечо, Василиха сотворила заговор над куском хлеба, сказала, чтобы страстотерпица съела его с молитвой на заре... То ли от того, что воспаление само прошло, то ли действительно целительница помогла, но уснула, проспала оставшийся день и всю ночь... Проснулась бодрой, здоровой и снова отправилась на труды праведные...
После сенокоса поставили помощником повара, позже перевели в пастухи, где под приглядом находились два гурта телят, затем определили в коровник. С любой работой справлялась играючи. Получала по карточкам хлеб, берегла, стараясь отвезти родне в Гуреевский. Привозила туда же концентрат, молозиво, а из Антонова кута везла бзнику, паслёна там росло много. Варили потом на 2-ой ферме из него компот, пекли с ним пирожки. Так и жили...
Бригадир дядя Фатей ходил у базов, как видавший виды кочет*, что-то прикидывал в уме: озабоченность читалась на его морщинистом лице. Присел на полупустой чувал*, окинув прищуром карих глаз молодух, спросил: "А хто из вас смогёть доить десять коров три раза в день? Чижолая это работа, девки, но будитя хорошо доить - прению дадим. А? Ну, хто тутечки смелый?"
Степанида вошла в отряд смельчаков. За прилежание, за любовь к животным отметил её конюх - качалинец Иван Осипович, частенько помогавший на ферме. Подъехав как-то ко двору Варфоломея Сысоевича, попросил воды, выпил не торопясь, обтёр большим пальцем усы и, заворачивая самокрутку, спросил у хозяина:
– Ну, как твои постоялицы?
– Да жалиться грех, все справные.
– Угу... А как Стеша?
– Эта - молодец. Встаёть
– Да не... Ты Илью Сапунова знаешь?
– А то как жа, енто тот, што в булгахтерии на маслопроме работаить?
– Он самый. Ха-ароший парняга...
– А ты почём знаешь?
– Знаю, раз гутарю.
– Значить, подходяший казак...
– Да он не казак, но малый славный...
С тем старожилы и разошлись, но однажды дядя Ваня рассказал о Бузиной бухгалтеру, заметив: "Ты приглядись, приглядись к Степаниде... Добрая, работящая..."
Однажды на вечеринке, где собралась молодёжь и люд постарше, Осипович подвёл к ней симпатичного, с волнистым чубом, с голубыми лучистыми глазами парня и сказал: "Гляди, Стёпушка, какой у нас красавец работает. Холостой к тому же... А зовут его Ильёй".
Засмущалась, но молодой человек, одетый в косоворотку и в пиджак с висевшим на лацкане каким-то значком на цепочке, запросто заговорил с нею, а когда зазвучала балалайка, пригласил на танец. Вёл легко, непринуждённо, сыпал шутками, веселя компанию. Почувствовав возникшую симпатию, смело смотрела на кавалера. Растрёпанные в пылу танца волосы придавали ей вид задорной, озорной веселушки, лицо разрумянилось, а глаза радостно искрились...
После вечёрки пошли гулять по притихшему хутору и бродили по кривым улочкам до утра.
Стали встречаться каждую свободную минуту: неодолимо влекло друг к другу. Так, наверное, и рождается то чистое, волнующее сердце и кровь чувство, зовущееся любовью...
На осенний мясоед обвенчались в Плесистове, где Сапунов принял старообрядчество. На обратной дороге пошёл дождик, что обещало счастливую совместную жизнь.
В Гуреевске собрались в честь молодожёнов только свои: маманя с папаней, дядя Николай с тётей Пашей, тётка Арина с дядей Васей, дядья Денис, Малофей, Ларион со своими половинами, тётки Вера и Ганя с мужьями, сёстры и братья, пришли из Острова Вифлянцевы Харитон Парфентьевич с Агафьей Пимоновной. Погуляли, положив скромные дары, преимущественно по метру материи.
После свадьбы уехали молодые снова в совхоз "Победа Октября", где Илья по-прежнему работал бухгалтером, а её назначили старшей дояркой. И хотя была старшей, наравне с подчинёнными чистила базы, обмазывала плетни, ездила за соломой.
Трудилась, как и всю дальнейшую жизнь, до гуда в ногах, до ломоты в суставах. За старания отмечали, хвалили, даже выбирали в президиум на собраниях. А она... Она, сидя за столом, покрытым, как обычно в торжественных случаях, красным сукном, просто-напросто ... спала. От перешёптывания в зале, от монотонных речей неумолимо клонило в сон и, спрятавшись за чьей-либо спиной, со сладостью погружалась в него.
Как-то поехали в Карагичеву балку за дровами, увлеклась - ноги поморозила. Супруг помимо того, что был мастером на все руки, оказался и искусным лекарем - вылечил. В балках в те времена не только дрова заготавливали, но и ягоды с плодами. В Кириллиной, например, рос тёрен, в Жирковской и Поповской всегда родилось много яблок. Добро охраняли вооружённые дробовиками сторожа. Потом охрану снимали, и со всей округи пешком или на подводах собирались люди, чтобы запастись дарами осени.
Молодожёны жили на квартире, только у других хозяев. Илюша брался за любую задачу, ловко справляясь с нею, хотя, бывало, и делал что-либо впервые. Увлёкся изготовлением мебели, и особенно удачно получались венские стулья. Уходил в свободное от службы время за ветками, приносил охапками, выделывал, не торопясь, со смаком колдовал потом над ними. Из разрозненных заготовок появлялся стул-красавец, на который хотелось сесть тот час.