Сарасина никки. Одинокая луна в Сарасина
Шрифт:
Услышав благостные звуки утренней молитвы, творимой монахами, я открыла двери и увидела светлеющую от первых лучей кромку гор и тёмные верхушки деревьев, окутанные туманом — отчего-то это окаймлённое лесом небо, затянутое дымкой, показалось мне прекраснее даже, чем цветущая сакура или алые осенние клёны. А тут ещё кукушка совсем рядом в листве много-много раз прокуковала мне.
Кому я это покажу? Кому послушать дам? В селении горном рассвет, И голос кукушки, Снова и снова…В последний день месяца кукушка в долине стала уже докучать мне.
ВТак вот мы проводили время в созерцании, и одна из тех, кто был со мною, сказала: «А может быть и в столице в этот час кто-то слушает кукушку? Хотела бы я знать, есть ли кто-нибудь, кто теперь думает о нас, представляет, как мы сидим здесь, любуясь пейзажем..» — и прочла стихи:
Едва ли кто-нибудь В глубины дальних гор Мечты и думы шлёт, Хотя луной любуясь, Не спят сегодня многие, наверно…Я ответила:
Когда во тьме ночи глубокой К луне ты устремляешь взор, То первое, что в мыслях предстаёт — Затерянное горное селенье, Пусть даже жители его тебе чужие.Однажды мы подумали, что уже наступил рассвет — так много людей с шумом и гомоном спускалось с гор, но когда мы, удивившись, выглянули, оказалось, что к самой галерее подошли олени и кричат. Вблизи их голоса вовсе не так поэтичны, как об этом говорят.
Осеннею ночной порою Томящегося по жене Оленя зов Из горной чащи пусть ко мне несётся, Издалека им лучше наслаждаться.Одна знакомая мне особа была поблизости от нас, но так и вернулась в столицу, не дав о себе знать. Когда я об этом услышала, сложила:
Невидимый для глаза Осенний ветер в соснах, Хоть нам он вовсе не знакомец, И тот, бывало, на прощанье Прошелестит приветно — я слыхала!В двадцатых числах восьмого месяца луна всходила на небо уже к рассвету, и необычайно прекрасными казались темнеющие силуэты гор и шум водопада — ни с чем не сравнить эту картину, ею невозможно налюбоваться.
Тому, кто понял бы меня, Я показать хочу В селенье этом горном И темноту осенней ночи, И на небе рассветном месяц.Те поля, что виделись сплошь залитыми водой, когда я сюда ехала, на обратном пути в столицу все оказались уже убраны.
На тех полях, Где только гладь воды Мне брезжилась, ростки скрывая, Уж урожай собрали. Как загостилась я!..На
Монахине, что жила в тех местах, я сказала на прощание: «Весной, если буду жива, обязательно приеду. Когда расцветёт сакура, дайте мне знать». Потом я вернулась в столицу, настала новая весна, но даже когда миновал уже десятый день третьей луны, весточки всё не было.
Я остановилась на время в чужом доме, и вот в полнолуние пробудилась оттого, что совсем рядом были заросли бамбука, и в них шумел ветер — я лежала праздно, и сон не шёл ко мне.
Тростинкой каждою колеблясь, Бамбук листвою шелестит, И мне не спится ночь за ночью. Причины нет к тому, Но думы все печальны.Осенью я перебралась оттуда в другое место, а прежним хозяевам послала стихи:
Где б ни был ты, Везде прекрасны росы, Различий между ними не ищу, Но на полянах тростниковых ваших Я полюбила осень.Моя мачеха даже теперь, служа во дворце, носила имя той страны, где жила с моим отцом [60] , а после того, как её стал навещать другой мужчина, отец, услышав, что она всё ещё прозывается прежним именем, решил написать ей и изъяснить, что, мол, теперь это уж неприлично. Я написала:
Асакура-гора! За облаками Теперь ты пребываешь, как я слышал, А как зовёшься? Ужель всё так же именем моим? [61]60
Моя мачеха даже теперь, служа во дворце, носила имя той страны, где жила с моим отцом… — Вторая жена Фудзивара-но Такасуэ, служившего некоторое время помощником губернатора провинции Кадзуса, носила прозвище Кадзуса-но Таю. После возвращения из Кадзуса в столицу она рассталась с Такасуэ и служила при дворе императора Гоитидзё.
61
Асакура-гора!// За облаками… — Стихотворение перекликается с народной песней жанра «кагура», в которой рассказывается об осторожном императоре Тэнти, построившем себе дворец из брёвен на горе Асакура и повелевшем всем прохожим непременно называть своё имя.
Да, в Асакура, В бревенчатом дворце Живу я! Имя своё назови! Пришелец — чей ты?В «Сарасина никки» обыграно слово «киномаро» (бревно), созвучное уничижительному местоимению первого лица «кономаро». Строки «кономарога нано-ри-о я суру» могут быть истолкованы, как в нашем переводе: «А как зовёшься?// Ужель всё так же именем моим?» Может быть и другое толкование: «Как делали в бревенчатом дворце императора Тэнти, объяви своё имя!»