Саркофаг
Шрифт:
– Так ты у нас что, рисуешь? – Максим указал на мольберт.
– Рисую. Я в художественной школе учусь.
– Ну, тогда что тут сидишь? – ухмыльнулся Тихомиров. – Иди рисуй что хочешь!
– А можно? – Юный художник радостно сверкнул глазами. – Я… я очень природу люблю… Но могу и лагерь…
– Рисуй, рисуй… Идем, покажу тебе хорошее место, где никто мешать не будет.
– Э, Макс! Максим Андреевич! – сменив на проигрывателе диск, обернулся Женька. – Да ты его что, забираешь? А если Даздраперма…
– Так и скажи –
– Так его бы для начала того, на полдник.
– Заведу! – Макс подмигнул парнишке. – Любишь, Антон, компот?
– Люблю. Кто ж его не любит?
– Ну, тогда забирай свой мольберт да краски.
После полдника Тихомиров привел юного художника к той самой лесной дорожке, за старым стадионом.
– Ну, смотри, какие тут березки! Ели какие! А вон и лагерь видно… и эти – синие дали!
Максим обвел вокруг рукой с таким гордым видом, словно все это – и березовая рощица, и заливной, усыпанный ромашками и одуванчиками луг, и синеющая невдалеке речка, и даже это лазоревое, с белоснежными облаками небо – принадлежало лично ему, местному графу, барону, помещику.
– Очень красиво! – восторженно кивнул Антон. – Здорово. И тихо как! Даже не думал, что такая тишина бывает.
Раз-два! Три-четыре! Кто шагает дружно в ряд? Юных ленинцев отряд!Как водится, тишину тут же испортили пионеры во главе с пухлощекой воспитательницей Агнией Альбертовной и длинной нескладной девчонкой-вожатой… Тихомиров не помнил, как ее звали, знал, знакомился, но забыл…
Сильные и смелые! Ловкие, умелые!– Да уж, – усмехнулся Максим. – Тишина.
– Ничего! – улыбнулся художник. – Я и их тоже нарисую. Не переживайте, мешать не буду.
– На ужин только не опаздывай. Впрочем, я сам за тобой зайду… Так что рисуй себе на здоровье!
– Спасибо, Максим Андреевич!
– Не за что… Да, еще одна просьба к тебе будет. У меня тут знакомые должны мимо проезжать, на озеро, есть тут такое. Как раз во-он по этой дорожке. Так что, если вдруг заметишь… Антон, ты в автомобилях-то разбираешься? «волгу» от «москвича» отличишь? «запорожец» с «жигулями» не спутаешь?
– «Волгу» от «москвича» отличу. – Мальчишка обиженно моргнул. – И «запорожец» с «жигулями» не спутаю – не глупей паровоза.
– Ладно, ладно, извини… просто думал: мало ли? – Тихомиров потрепал парнишку по плечу. – На черной «волге» приятели мои должны проехать…
– Ого! «Двадцать первая» «волга» или новая, «двадцать четвертая»?
– «Двадцать четвертая». Но могут и на «запорожце», такой светло-голубой, с «ушами», и на «москвиче» горчичном, «четыреста восьмой» с двойными фарами.
– С
– Ну вот, вдруг проедут… так ты мне потом скажи, если увидишь.
– Обязательно скажу, Максим Андреевич, не сомневайтесь, в художке преподаватели говорят, у меня глаз – алмаз!
Пристроив юного художника к полезному делу, молодой человек, довольно насвистывая, зашагал обратно в лагерь, раздумывая на ходу, а не прогуляться ли ему к известному месту, не сорвать ли пару цветочков? Так, на всякий случай, пусть в баночке с водой постоят.
С другой стороны, опасно, там вполне может быть засада… Хотя, опять же, вряд ли, еще неизвестно, сколько там пришлось бы ждать. Да, наверное, стоит прямо сейчас…
– Максим Андреевич!
Услыхав звонкий девичий голос, молодой человек обернулся… и вздрогнул: позади, у столовой, стояла Женечка. В шелковом, темно-голубом, в белый горошек, платье, в белых туфлях и с белой сумочкой.
– Евгения Петровна! Здравствуйте! Как я рад вас видеть!
– И я рада… – Девушка чуть смутилась. – Мы же с вами договаривались – просто Женя.
– Женя, вы какими судьбами здесь?
– Вот, Максим, не поверите – путевку в ГДР предложили. Ну, по линии молодежного туризма, «Спутник». Товарищ один отказался… или органы не пропустили – не знаю. Короче, я и решила… Такое ведь раз в жизни бывает, верно?
– ГДР – это хорошо! Я так за вас рад!
– Правда?! Значит, вы поддерживаете?
– Целиком и полностью! Конечно же, поезжайте. Ах, Берлин, Берлин – Бранденбургские ворота, Рейхстаг, бульвар под липами… Дас ист фантастиш! Ой…
– А что такое? Действительно – фантастика. Главное теперь – все дела закончить. – Девушка прищурилась. – Я вот и подумала: заеду, заодно документы ваши…
– Увы, увы.
Изобразив глубокое сожаление, Тихомиров развел руками, соображая, что начальник лагеря, наверное, еще не появился… но скоро приедет, а тут к нему душечка Женечка и зайдет – вы, мол, мне одного молодого человека рекомендовали… Какого молодого человека? Рекомендовал?! Нда… неловко получится. Как бы из лагеря не вылететь, а ведь только начал ко всему подбираться. Ладно, это-то черт с ним – в конце концов, можно и у Женьки в бараке пожить, или даже в палатке где-нибудь неподалеку. Дело в другом – перед Женечкой неудобно.
– Ай-ай-ай, Женя! Сергей Федорович-то как раз в город уехал. Завтра у них там какое-то совещание. Но вы не переживайте, я вам документы обязательно подвезу лично… Вы когда уезжаете?
– Уже через три дня.
– Ах вот как… – Максим сделал вид, что задумался. – А вернетесь?
– Двадцать третьего. Как раз на родительский день. Знаете, Максим, я вот тут подумала: с документами вашими – это ведь не срочно… Просто не хотелось никаких хвостов оставлять, но уж ладно… Вы ведь все равно на три смены тут.