Саша Чекалин
Шрифт:
Оглушительно прогремел выстрел, и неприятель опрометью покатился вниз, разбегаясь по кустам.
Второй выстрел окончательно рассеял врага. Завыркинцы со своими союзниками поспешно отступили к речке. А вдогонку им неслись неистовые вопли горцев:
— Стреляй!.. Стреляй еще раз… Бей их…
Снова взобравшись на свой наблюдательный пункт, Витюшка сигнализировал, что неприятель поспешно удирает, уже больше не помышляя о штурме.
— Отбили! — кричал Саша и вместе с ним весь гарнизон, видя, как вдали,
Но на следующий день утром, когда большинство горцев еще крепко спали, завыркинцы тайком, крадучись, побывали в крепости. Они облазили все углы в землянке, сломали шест, опрокинули в ров треногу, но флага крепости, так же как и оружия горцев, найти не смогли. Спугнутые собаками, завыркинцы так же трусливо, незаметно скрылись, как и пришли.
Существенного вреда крепости они не причинили, только увели с собой крейсер горцев. Витюшка нашел «Грозный» потом в кустах у мельницы, продырявленный и наполовину затопленный.
Пустой оказалась и клетка с ястребенком. Но ястребенок тоже быстро нашелся. Живой и невредимый, сидел он у речки на ольхе и дружелюбно встретил Сашу, заверещав по-своему, не делая попытки улететь.
Когда собрались горцы и осмотрели причиненные врагом разрушения, лицо Саши прояснилось.
— Ничего, ребята! — бодро говорил он, глядя на приунывших было горцев. — В открытом бою нас никто не мог победить. Только трусы так поступают, как завыркинцы.
И снова взвилось победное знамя горцев — красный лоскут кумача. Снова звенела у костра песня отважных защитников крепости:
Мы — кузнецы, и дух наш молод, Куем грядущего ключи. Вздымайся выше, наш тяжкий молот, В стальную грудь сильней стучи…Крепость продолжала жить. А у завыркинцев почему-то пропала охота штурмовать горцев. К тому же в это время случилась с Филькой Сычом и его друзьями неприятная история: попались они у себя за Выркой в чужом саду и с тех пор присмирели. Горцы же по-прежнему зорко охраняли колхозный сад. Наблюдательный пункт продолжал существовать, хотя уже наступала осень и вместе с ней школьные занятия.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Быстро пролетело лето. Кустарник на берегах Вырки поредел, словно кто его прочесал, и трава на косогоре стала жухлой, похожей на мочало. Крепость теперь все чаще пустовала. Школьные занятия, заботы по дому, колхозные дела поглощали все свободное время горцев. Вместе с другими ребятами Саша рыл на колхозных полях картошку, сгребал со стланищ лен. Встречаясь на улице и в школе, ребята хвастались друг перед другом заработанными трудоднями.
— Филька Сыч
— У него отец — бригадир, — намекнул Витюшка. Но Павел Николаевич решительно отверг ничем не доказанное предположение:
— Не таков Егор Сычев человек, чтоб припиской заниматься. Он скорее с себя последнюю рубашку отдаст, чем чужой рубль возьмет… — Успокаивая Сашу, говорил:
— Иногда и последним полезно быть, чтоб нос не задирал, не кичился: мол, я во всем передовой..
Вошла обеспокоенная Надежда Самойловна.
— Что будем делать с Мартиком? — спрашивала она. — Теперь надо решать.
Мартик стал крупным, породистым быком, приметной белой масти, с черными пятнами на спине и боках и с черными, словно в чулках, ногами.
— Зарежем, да и в кадку, — предлагал Павел Николаевич. — По крайней мере солонины до петрова дня хватит.
Саша и Витюшка возмущались:
— Для того мы растили Мартика, чтоб резать?
— Шутит он, — успокаивала ребят Надежда Самойловна. — Поговорю с председателем колхоза. Может быть, колхозной ферме на племя отдадим.
Саша сразу повеселел.
— Вот хорошо бы, — радовался Витюшка. Надежда Самойловна договорилась с председателем колхоза, и ребята сами, как только выпал первый снежок, отвели Мартика на колхозную ферму.
— Смотри не скучай, — напутствовал Саша Мартика. — Теперь ты колхозник.
Мартик только жмурился в ответ. Но когда ребята уходили, было двинулся за ними и замычал, как будто спрашивал: «Надолго ли я здесь остаюсь?»
Без Мартика в доме стало скучно, словно не хватало чего-то. Только отец был доволен.
— Сбыли с рук и ладно, — говорил он. — Кормов мало в этом году запасли. Изгороди во дворе и то не начинишься. Все своими рожищами разнесет.
— Сено-то и воду мы сами носили. И загончик тоже сами огораживали, — возражал Саша.
Действительно, сыновья в меру своих сил помогали по хозяйству. Жаловаться на них не приходилось.
Мать то и дело уезжала по делам в районный центр, в Тулу и даже в Москву. Отец ходил в лес пилить дрова. Ребятам часто одним приходилось домовничать.
Вернувшись из школы, наскоро перекусив и накормив собак, Саша и Витюшка распределяли между собой обязанности.
— Поросенку я снесу, — говорил Саша. — А ты кур и гусей накорми. Корове я тоже дам.
Со двора доносились визг поросенка и протяжное мычание коровы. В сенях толпились куры. Подавал свой голос и ястребенок, сидевший в клетке. Все учуяли, что пришли хозяева, и требовали к себе внимания.
Кряхтя и пачкаясь сажей, Саша ухватом выдвигал из печки чугунок с поросячьим кормом. Наложив сколько нужно в шайку, он направлялся к поросенку, разговаривая по пути с курами, с кошкой, с коровой.