Сатирические очерки
Шрифт:
Итак, вот наш ответ неизвестному корреспонденту.
Я очень польщен, сеньор бакалавр из местечка, название которого мне трудно вспомнить, тем, что я получил ваше письмо, полное доброжелательности и вопросов.
Вы оказали мне огромную честь, заметив отсутствие моих статей в «Обозрении», но этому способствовали многие причины. Во-первых, мои статьи не должны быть статьями закона, которые фабрикуются в мгновенье ока и как бог на душу положит, без нелепого предрассудка – добиваться впоследствии их улучшения или заботиться об их исполнении. Как ни говорите, но у меня есть некоторая репутация, и мне бы не хотелось ее лишиться. С другой стороны, вы, милостивый государь, видимо не знаете, что, с тех пор как мы обладаем разумной свободой печати, едва ли найдется какая-нибудь разумная вещь, о которой можно было бы написать что-нибудь разумное. Прибавьте к этому, милостивый государь (надеюсь, это не представляет для вас трудности), что нам, журналистам, в данный момент приходится выбирать направление в политике. А так как мы должны ждать, пока первым это сделает само правительство (инициатива ведь остается за ним), то вам не покажется странным, почему мы отмалчиваемся точно так же, как отмалчивается правительство по самым неотложным и важным вопросам.
Кроме того, хотя официальные сообщения и отчеты о парламентской сессии в сущности ничего не говорят, однако это не мешает им быть длинными. Они занимают у нас
В остальном же здесь, согласно старинным обычаям, все идет по воле божией, и не может быть ничего лучше, так как в конце концов бог не может желать ничего плохого. Наша родина гигантскими шагами приближается к своему счастью – к цели, которую ей определил всевышний. У нас уже введена форма для членов Палаты знати, а именно: голубой плащ, волочащийся по земле, согласно досточтимым законам XIV века. Исключение составляет бархат, которого в прошлом Палаты знати не удостаивались. Впрочем, здесь принято менять достопочтенные обычаи тех времен в соответствии с современными нуждами. Истина эта может быть применена и к кашемировым панталонам, и к шелковым чулкам, пряжке и перевязи, о которых ничего не говорят ни Педро Лопес де Айала, ни Сурита, ни «Центона», [254] но которые составляют, с высоким отложным воротничком и прочими принадлежностями, этот старомодно-современный костюм. У каждого члена Палаты – своя шпага, шляпа и полукафтан из шелка Глассе. Говорят, что это обошлось дорого, но еще дороже нам стоило додуматься до этого. Если, предположим, у вас, милостивый государь, есть колода карт, то, взглянув на пикового короля, вы сможете приблизительно представить себе новую форму и убедиться в том, что она красива. И если только 60 тысяч реалов, положенных в качестве жалованья членам Палаты знати, хватит на приобретение подобного костюма, то собрания и дебаты этих разодетых сеньоров будут представлять весьма любопытное зрелище.
253
см. примечание 1-е к предыдущей статье.
254
Педро Лопес де Айала(1332–1407) – государственный деятель и видный писатель; в своей «Рифмованной дворцовой хронике» дает сатирическое описание феодальной знати; Хоронимо Сдаита-и-Каетро (1512–1580) – испанский историк, автор труда «Анналы Арагонского королевства»; «Центона»– сборник стихотворных или прозаических фрагментов. В данном случи; имеется в виду популярный в Испании «Центонаиз писем», приписанный неизвестным автором некоему бакалавру Фернану-Гомесу де Сибдароаль. Он создан около 1040 г., хотя в предисловии датируется 1499 г.
Вы, видимо, также знаете, милостивый государь, что в канун мятежей, которые, как видно, стали нам так же нужны, как хлеб насущный, все, кто имеет усы, должны будут их тщательно сбривать, ибо иметь даже пару волосков под носом несовместимо с порядком и нашей разумной свободой. Действительно, многие несчастья человека происходят от того, что он пи на волосок ни в чем не уступает. Все это, милостивый государь, возможно засвидетельствует вам, что мы здесь не довольствуемся малым.
Может быть, в вашей деревушке говорят, что в Мадриде холера. Что здесь происходит, официально никому не известно. Во всяком случае это не холера, а какая-то широко распространившаяся и настолько подозрительная болезнь, что эти проклятые подозрения свели в могилу многих жителей столицы, без сомнения именно в силу подозрительности, свойственной этим людям. Но если, милостивый государь, вам скажут, что умирает такое-то количество народу в день, не верьте. Никто не умирает. Иначе появился бы отчет о санитарном состоянии, а ведь он не появляется. Правда и то, что этот отчет, возможно, не появляется, так как у нас нет санитарного управления, которое могло бы опубликовать подобный отчет. Но если это зло действительно существует в Мадриде, то власти о нем умалчивают, и таким образом никому ничего не известно.
В трех направлениях, однако, мы движемся несомненно к лучшему, хотя это не так-то легко заметить: в отношении свободы, здоровья и войны в Бискайе. Такова уж, очевидно, таинственность, с какой эти улучшения совершаются!
Не слышно ли у вас чего-нибудь, сеньор бакалавр, про дон Карлоса? [255] Тут все единодушно полагают, что он находится в Лондоне, во Франции и в Элисондо в одно и то же время, точно так же, как все врачи единодушны в мнении, что холера не может попасть в Мадрид, поскольку он слишком высоко расположен, и в том, что, с одной стороны, холера – болезнь заразная, но не эпидемическая, а с другой стороны, – эпидемическая, но не заразная. Что касается верного способа излечения от нее, то кладбища полны надежных предупредительных средств, безошибочно действующих лекарств и лечебных методов. Вернемся к дон Карлосу. Говорят, правительство наверняка знает, где он находится, но попробуйте спросить его об этом сами.
255
Дон Карлос,находившийся в Англии после поражения мигелистов в Португалии (май 1834 г.), 1 июля тайком покидает Англию и 7 июля неожиданно для всех появляется в Испании. В селении Элисондо, в Наварре, он встречается с главнокомандующим карлистскими войсками Сумалакарреги.
Здесь вы ни за какие деньги не найдете ни депутата, ни типографского наборщика, ни врача, ни лимонов, ни пиявок, но зато встретите сколько угодно нищих, грязи на улицах в любое время дня и ночи и санитарных носилок на каждом углу.
Да, совершенно забыл! Тронная речь в общем понравилась. Она так хороша, что должна быть отнесена к разряду вещей, на которые невозможно дать ответ, по крайней мере до сих пор он не был дан никем. Тем не менее утверждают, что его спешно готовят.
Вы мне пишете, что собираетесь приехать в Мадрид. Если вы действительно намерены как можно скорее предстать перед богом, то приезжайте быстрее. Но если вы добиваетесь должности или лишились ее, эмигрировав во времена Конституции, то ехать незачем. Вот если вы карлист, то можете приехать и быть уверенным, что выдвинетесь, ибо карлисты, а их здесь немало, занимают теплые местечки и непременно посодействуют вам. Вы спросите меня, почему их не отстраняют от дел? Зачем это нужно, если со временем они все равно умрут? Если вы хотите услышать парламентские дебаты, то в добрый час – приезжайте. По крайней мере в Палате депутатов вам удастся послушать речи. Что же касается Палаты знати, то там публику буквально загнали на чердак,
256
«Все побеждает любовь, или Ножка козочки»– впервые поставленная в 1829 г. комедия-феерия, написанная и представленная на сцене драматургом и известным театральным импрессарио Хуаном Гримальди (умер в 1872 г.).
Не знаю, на все ли я вам ответил, если что-нибудь забыл, то напишу в следующем письме, так как сейчас я тороплюсь составить один список еще не прибывших сюда членов Палаты депутатов, и другой – бесполезных санитарных кордонов, существующих в Испании, – оба списка потребуют некоторого количества бумаги.
Молю бога, сеньор бакалавр, чтобы банды мятежников, которых уже в течение года изо дня в день полностью уничтожают, не перехватили бы по дороге моего письма и чтобы почтовая администрация, столь хорошо организованная в нашей стране, не скрыла бы его в своих интересах, или чтобы оно не было послано через Америку, так же как мы получаем неизвестно каким образом корреспонденцию из Франции, благодаря непрерывным победам, из-за которых наша главная дорога закрыта для почты.
Ваш покорнейший слуга.
P.S.Пусть вас не беспокоит прибытие дон Карлоса в нашу страну, так как уже заключен четырехсторонний союз, согласно которому его будут высылать за пределы Полуострова всякий раз, как только он здесь появится. Правда, можно было бы вообще не допускать его сюда, но стоит лишь обратиться к тексту пакта, чтобы убедиться в отсутствии каких-либо указаний на этот счет. [257] К тому же четырехсторонний союз не мог бы выслать его с Полуострова, если бы он сюда не приехал.
257
Ларра справедливо осуждает правительства Англии и Франции за то, что, подписав четырехсторонний союз с Португалией и Испанией, они не приняли действенных мер против карлизма. Под давлением общественного мнения участники пакта 18 августа 1834 г. вынуждены были дополнить договор новыми статьями, предусматривавшими более энергичную помощь с их стороны испанскому правительству в борьбе против карлизма.
Второе и последнее письмо Фигаро
своему неизвестному корреспонденту, бакалавру [258]
Можете ли вы себе представить, сеньор бакалавр, что в первом письме, предназначенном вам, и опубликования которого, не зная вашего имени, я никоим образом не мог избегнуть в нашей столице, была обнаружена неблагонамеренность? Виной всему упорство, с каким вы скрываете ваше имя и место жительства именно в такую эпоху, когда все окончательно превращается в пустые наименования. Заметили ли вы, милостивый государь, что одно у нас именуется возрождением,другое реформами,третье Палатой,это – свободой,а то – национальным представительством?Что еще? Есть даже такие названия, как личная неприкосновенность,и закон,и…
258
Опубликовано в том же журнале 13 августа 1834 г.
Почему бы вам, милостивый государь, не назвать себя каким-нибудь именем, даже если вы и не составили себе имени. Таким образом мы избежали бы того, чтобы письмо, адресованное вам, читала и обсуждала публика, как будто бы я действительно сказал все, что следует сказать, или все, что мне по этому поводу может прийти в голову.
Но в этом письме, а оно будет последним, я клянусь вам той разумной свободой, которой мы наслаждаемся (а это настоящая клятва!), что я готов принять даже назначение министром, если только разрешил себе хотя бы невинную насмешку в отношении правительства «ли нечто в этом роде. Если бы я позволил себе какую-нибудь насмешку, мне пришлось бы поссориться с цензором, а он запретил бы мне писать друзьям (это равносильно тому, что вырвать у меня сердце) только потому, что он получает жалованье и инструкции от правительства, а я не хочу от него ни того, ни другого. Меня запросто могли бы арестовать, не пытаясь даже выяснить: за что?… Нет уж, если ваша милость хочет развлекаться чтением моих писем, скажите мне, кто вы такой, и я напишу вам лично; самое большое, что может случиться – мое письмо вскроют, и уж тогда, сеньор бакалавр, пусть его запрещают. Это же письмо, не говоря уже о том, что оно последнее, не будет содержать ни размышлений, ни какой-либо шутки, как в силу вышеуказанных причин, так и бог знает почему. Если уж мне самому причины эти неясны, то до шуток ли мне сейчас? В отношении правительства я в особенности воздержусь поступать так, как в известном анекдоте сумасшедший поступил с собакой: «Берегись, это правительство!» [259] Далее я буду излагать только факты. И если сообщение голых фактов покажется кое-кому неблагонамеренным, то тут не моя вина, а самих фактов или тех, кто о них читает. В таком случае можно считать неблагонамеренностью даже искреннее содружество Палаты и Кабинета министров.
259
Ларра намекает на известный анекдот, рассказанный Сервантесом в «Прологе» ко II части «Дон Кихота».
Ходят слухи, что один из министров собирается подать в отставку; не верьте этому, милостивый государь, это шутки. То же самое говорят уже в течение двух месяцев о другом министре, но проходит день за днем, а слухи все остаются слухами.
Вам, видимо, уже известно, милостивый государь, что в Палате знати ответ на тронную речь был превосходно составлен. Это был образец хорошего стиля и изысканного кастильского языка, один из лучших образцов прозы на нашем языке.
Что касается Палаты депутатов, то я, милостивый государь, ничего не могу вам сказать, кроме того, что в настоящее время нецелесообразно, чтобы человек использовал дар слова, которым всевышний отличил его от прочих животных. Сейчас каждый должен молчать обо всем, что он знает, если только он не намерен высказать все, что у него на душе, в какой-нибудь объемистой книге, ибо в этом случае человек сможет быть вполне свободным – ведь эту книгу никто не станет читать. Но ежедневно обо всем этом повторять в газете, нет, это не то. Дар слова, как и все на свете, надоедает, если им ежедневно пользоваться.