Сатирические очерки
Шрифт:
Наделите зверей даром слова: во-первых, им потребуется академия, которая присвоит себе право указывать, что то или иное слово должно означать не то, что им желательно, а нечто совсем иное. Им потребуются ученые, которые всю свою долгую жизнь посвятят разговорам о том, как следует говорить. Им понадобятся писатели, которые испишут кипы бумаги, называемые книгами, для того, чтобы высказать свои мнения остальным, кому, на их взгляд, эти мнения важны. Лев, как самый сильный, взберется на дерево и будет убеждать более слабых зверей, что они созданы не для того, чтобы бродить, где вздумается, и жить в свое удовольствие, а чтобы подчиняться ему. И не то плохо, что лев будет это говорить, а то, что звери ему поверят. Они смогут дать вещам имена и, назвав одно воровством,другое ложью,а третье убийством,не только не добьются устранения преступлений, а, наоборот, наполнят преступниками леса. Они породят тщеславие и себялюбие. Благородный зверь, спокойно спавший все двадцать четыре часа в сутки, будет бодрствовать, терзаясь призрачным сознанием своей исключительности; и ближнего, которого он раньше убивал только для того, чтобы съесть, убьет за белую или красную ленту. [245] Наконец, если вы наделите их даром речи, они начнут лгать: самка – из любви к другому, сильный слабому – из властолюбия, равный равному –
245
…убьет за белую или красную ленту– то есть за приверженность идеям абсолютизма или либерализма.
В довершение всего, животные, лишенные разума и дара слова, не нуждаются в ораторе, который поучал бы их, как стать счастливыми; они не способны ни обманывать, ни быть обманутыми, ни убеждать других, ни быть убежденными.
У человека все наоборот. Человек говорит и слушает, человек верит не только тому, чему желает верить, а всему на свете. Какое удивительное свойство! Мужчина верит женщине, верит общественному мнению, верит в счастье… Чему только не верит человек! Он верит даже в истину. Скажите ему, что он талантлив. «Конечно!» – скажет он про себя. Скажите ему, что он первый во вселенной. «Не сомневаюсь», – подтвердит он. Скажите ему, что любите его. «Спасибо», – ответит он чистосердечно. Хотите повести его на смерть? Подмените слово и скажите: «Я веду тебя к славе», – пойдет. Хотите ему приказывать? Скажите ему просто: «Я должен тебе приказывать». – «Несомненно», – ответит он.
В этом заключается все искусство управлять людьми. И после этого еще утверждают, что человек зол! Какая стая волков удовлетворится манифестом? Они потребуют мяса, а не слов. Попробуйте скажите им: «Голод, о волки, кончился! Чудовище задушено навсегда…» – «Ложь! – закричат волки. – В овчарню, в овчарню! Голод утоляют только бараниной…» А вот газета заявляет людям: «Гидра разногласий, о граждане, издыхает, поверженная твердой рукой. Порядок отныне и вовеки будет фундаментом общественного здания. Уже встает заря справедливости (над бог весть каким горизонтом). Радуга мира (что отнюдь не означает мира) светит после бури (которая еще не кончилась). Отныне законность (квадратура круга) явится основанием общественного блага…» и т. д. и т. д. Вы сказали: «Гидра разногласий, справедливость, общественное благо, горизонт, радуга, законность»?Посмотрите, народы тотчас же начинают рукоплескать, сочинять оды, воздвигать арки, устанавливать мемориальные доски. Изумительное свойство слова! Как легко достижимо счастье! С помощью краткого словаря современных слов вы можете располагать своим временем, как вам заблагорассудится. Повторяйте лишь иногда слово «завтра»,и каждый день подбрасывая людям по словцу, как Эней бросал лепешки псу Церберу, [246] вы можете спокойно почивать на лаврах.
246
Эней,легендарный троянский царевич, герой эпической поэмы римского поэта Вергилия (70–19 гг. до п. э.) «Энеиды». Среди множества приключений Энея, о которых повествует Вергилий, особый интерес представляет рассказ о путешествии Энея в Аид (ад), охраняемый Цербером,многоголовым псом с гривой и хвостом из змей. Эней обманул бдительность Цербера, бросив ему медовую лепешку.
Такова история всех народов, такова история человека… – всё слова, шумиха, неразбериха. Ничего положительного. Как счастливы те, кто не говорит, ибо они понимают друг друга!
Представление «Нуманции»
Трагедия в трех актах [247]
Есть одна область, которая не предусмотрена цензурным уставом газет и о которой дозволено писать, если к тому есть, разумеется, охота. В уставе нет ни единого параграфа, который запрещал бы говорить о «Нуманции». Правда, о других вещах говорить не разрешается, но обо всем сразу все равно ведь не скажешь! Сегодня, и это самое важное, никто не может помешать нам разговаривать о «Нуманции» в ожидании того времени, когда будет дозволено потолковать и о другом. Тем лучше нам удастся обсудить все обстоятельства дела. Конечно, при этом надо иметь в виду, что не допускаются «вымарки, под угрозой штрафа в две тысячи реалов».Чистота прежде всего: газета должна быть строгой и требовательной, без пятнышка, как паспорт или карлист. Газетная статья должна получаться удачной с первого же раза: ведь в конце концов она не какой-нибудь «Милицейский устав»! [248] Надо иметь также в виду, что нельзя оставлять «никаких пробелов»,под угрозой того же штрафа в две тысячи реалов. Нет, вы подумайте только – дать публике читать газеты с пробелами! Да мало ли что можно вычитать на чистой бумаге!.. Кроме того, следует иметь в виду, что для того, чтобы печататься, надо пользоваться избирательными правами,ибо, в конечном счете, какой может быть талант у человека, который не сумел сколотить себе приличную ренту в шесть тысяч реалов! [249]
247
Напечатано впервые в «Испанском обозрении» в мае (?) 1834 г. Под видом театральной рецензии Ларра дает острую критику современной ему испанской действительности. Он не называет автора трагедии, о постановке которой рассказывает в своей статье. Видимо, речь идет о пьесе драматурга XVIII в. Игнасио Лопес до Айяла «Разрушенная Нуманция» (1775) или ее обработке Антонио Савиньоном, сделанной в 1819 г. Содержанием пьесы является исторический факт. Жителе Нуманции – военного поселения кельтиберов в древней Испании – на протяжении многих десятилетий оказывали упорное сопротивление римским завоевателям. В 133 г. до н. э. Сципион Африканский предпринял осаду города, но жители Нуманции не сдались в плен, предпочтя смерть позору рабства. Этот эпизод получил широкое отражение в испанских народных романсах,
248
Ларра имеет в виду Устав городской милиции, созданной но настоянию прогрессивных слоев испанского общества для отпора карлистам. Однако, декретировав 15 февраля 1834 г. образование городской милиции, правительство всячески тормозило ее обучение и использование из страха вручить оружие радикалам и тем самым способствовать расширению рамок революции.
249
Согласно Королевскому статуту правом голоса на выборах в кортесы могли пользоваться лишь лица, обладавшие рентой не менее шести тысяч реалов в год.
Учтя все эти многочисленные «в виду», приступим к делу и скажем, что театр во время представления был почти полон (как мы полагаем, в опубликовании этого факта нет никакой опасности). В равной мере и трагедия была полна патриотических намеков. Нам, испанцам, очень нравится свобода, особенно в пьесах. Овации не умолкали: столь полной была иллюзия и так часто повторялось слово «свобода», что любой мог забыть, что дело происходит на сцене. Все это почти походило на истину. Таково магическое действие театра!
Еще одна вещь, также не предусмотренная цензурным уставом, – это сеньор Луна. [250] О нем, как об исполнителе главной роли, говорить разрешается, ибо он не «вопросы религии»,не «прерогативы тропа»,не «Королевский статут»,а игра его не «подрывает основ»,потому что в ней вообще нет никакой основы; она не нарушает спокойствия, не преступает законов, не проявляет неповиновения властям, не «скрывается под намеками»,а лишь под дурными старинными костюмами; она не «нарушает приличий»и не противоречит никаким обычаям, ни хорошим, ни плохим; она – не «памфлет»и не «клевета»,словом, ее ни с какой стороны не касается ни одно «не» из всех бесчисленных «не», какие только существуют в уставе; она тем более не «суверен»и не «иностранное правительство».Таким образом, в роли сеньора Луны есть много пробелов. Нам же предстоит, увы, и в этом отношении выполнить свою роль без пробелов, под страхом лишиться упомянутых выше двух тысяч реалов на первый раз, удвоенной суммы – во второй раз и имея в виду, что, споткнувшись в третий раз, мы получим полный расчет. Мы заявляем это, потому что нам не понравился сеньор Луна: печально, но ничего не поделаешь. Да, мы заметили его рвение и благие намерения. Но этого (нам, испанцам, ныне это понятно более, чем когда-либо) вовсе недостаточно. Его декламация напыщенна и неестественна; его переходы грубы, более грубы и резки, чем цензура. Нам очень жаль, что приходится высказать ему свое мнение, но таков наш долг, и в этом отношении мы являемся лишь выразителями мнения публики.
250
Хосе-Гарсиа Луна(1798–1865) – сын известной испанской актрисы Риты Луна и сам актер.
А в остальном трагедия, не обладающая высокими литературными достоинствами, произвела впечатление, какое можно ожидать от подобного весьма патриотического произведения. Каждый отправился домой с печальным убеждением, что в политике, как и в трагедии, народу труднее всего завоевать свободу. Остается только надеяться, что на этот раз у нашей свободы будет более счастливая судьба, чем в дни Нуманции, хотя это зависит и от нас самих.
Нам показалась весьма посредственной декорация последнего действия, включая статистов и тех девиц с растрепанными волосами, которые визжали в глубине сцены, спасаясь бегством от жестоких римлян, и походили на газеты, преследуемые каким-нибудь уставом.
Занавес, падая, вдруг остановился на полпути, как бы для передышки. Казалось, что он движется по пути прогресса, столь медленно он двигался и так много преград встречал оп на своем пути. Он опускался даже медленнее, чем поднимаются из праха паши отечественные свободы.
Письмо Фигаро
к своему корреспонденту, бакалавру [251]
Не знаю, помнят ли еще подписчики нашей старой газеты того Фигаро, который осужден вечно вызывать вашу улыбку, независимо от того, намерен он или нет развлекать себя и других. Однако возможно, что большая часть читателей вспоминает о нас не чаще, чем наша просвещенная санитарная хунта о снабжении Мадрида медикаментами. [252] Во всяком случае мы располагаем надежным и приятным для нас свидетельством, что по крайней мере хоть один читатель заметил, что в журнале давно уже нет наших скромных статей.
251
Напечатано в журнале «Испанское обозрение» 31 июля 1834 г.
252
В июле 1834 г. в Мадриде вспыхнула эпидемия холеры. Правительство Мартинеса ре ла Роса оказалось неспособным принять действенные меры против эпидемии.
Этот человек – один из почитателей нашей газеты, загнанный, по его словам, в один из самых отдаленных уголков нашего королевства, отчасти уже возрождающегося, но во многом еще испытывающего на себе гнет обскурантизма – словечко, с некоторых пор вошедшее в моду в газетах и речах. Он подписался бакалавроми в своем письме, адресованном лично сеньору Фигаро, обращается к нему с бесчисленным множеством вопросов по поводу нынешнего положения дел. Мы предпочли бы ответить на них лично, если бы не пагубная случайность: наш бакалавр забыл, как это часто у нас бывает, о самом главном и не сообщил нам ни где он живет, ни даты написания письма, ни своего точного адреса, без сомнения рассчитывая на проницательность газетных редакций. Лишившись, таким образом, возможности ответить ему приватно и будучи, с другой стороны, не настолько невнимательными, чтобы оставить чье бы то ни было письмо без ответа (ведь мы в конце концов не святые и не представители властей, которым присуще исключительное свойство – слушать всех и никому не отвечать), мы решили поместить эти строки в нашей газете. Мы уверены, что в книжном магазине того местечка, где находится наш корреспондент, он найдет их, и таким образом мы выполним перед ним свой долг.
В данном случае мы лишь следуем примеру одного каталонского священника, историю которого мы сейчас расскажем. Священник из андалузской деревушки должен был каталонскому священнику одну песету, сумму, которая если и не была потеряна, то должна была считаться таковой ввиду трудности перевода денег на столь большое расстояние или выдачи векселя на столь незначительную сумму, И хитрый каталонский священник, сообразив все это, написал своему должнику: «Дорогой мой сеньор, касательно наших расчетов по поводу вышеупомянутой песеты я рассудил, что, получив сие извещение, вы можете бросить ее в кружку вашей приходской церкви, ибо я уже извлек из нашей церковной кружки точно такую же сумму, и мы в расчете. Пребудьте с миром. За сим остаюсь преданный вам священник…»