Сатисфакция
Шрифт:
Примерно с таким же звуком сейчас должны были крутиться и шестеренки в головах у придворного: гость его сиятельства главы Совета Безопасности, какой-то там гардемаринский прапорщик, которого следовало сопроводить к выходу, вдруг решил нарушить церемониал. Да еще и отправиться самостоятельно разгуливать по Зимнему дворцу.
Разумеется, я не имел на это никаких прав, и меня остановил бы первый же попавшийся патруль, агент в штатском или офицер, но камер-юнкера, похоже, смутила сама моя наглость и неуместность просьбы. Однако никаких инструкций на подобный случай у него наверняка не имелось, так что бедняге оставалось только стоять,
Ну, значит, перезагрузим.
— Поверьте, ваше высокородие, я знаю, чего прошу. И у меня есть все соответствующие полномочия. — Я достал из кармана подаренный Елизаветой перстень. — Вам известно, что это такое.
Застывшее от недоумения лицо камер-юнкера оживилось — теперь на нем отражалась напряженная внутренняя борьба. Рефлексы придворного отчаянно сражались с нежеланием вляпаться в неприятности, нарушив прямое распоряжение Морозова… И все-таки победили — придворные чины испокон веков натаскивали на то, что во дворце слово человека с фамилией Романов неизмеримо значимее любых других приказов.
А перстень и был этим самым словом, заключенным в золото.
— Разумеется, господин прапорщик. — Камер-юнкер чуть склонил голову. — Можете идти. Но, если пожелаете, я сопровожу вас. Или…
— Благодарю, ваше высокородие, в этому нет нужды, — отозвался я. — Мне и так известно, куда следует идти. К тому же меня уже ждут — так что, с вашего позволения, поспешу.
— Как пожелаете. Доброго дня.
Тощая фигура в коротком темно-зеленом кителе с золотым шитьем на груди снова согнулась в поклоне и, стоило мне развернуться, тут же помчалась куда-то — скорее всего, докладывать кому положено.
Я только усмехнулся. Пока добежит, пока сможет донести скачущие мысли до дежурного офицера. Пока тот помчится к начальству и получит резолюцию добраться до комнаты, куда выводятся изображения с камер по всему дворцу… Зная местных, на это уйдет достаточно времени, чтобы я успел добраться до места.
Раз этак десять.
Поднявшись по лестнице обратно, я скользнул наискосок через Аванзал в галерею, чтобы обойти Николаевский и Концертный. Она просматривалась со всех сторон, зато народу здесь обычно было немного: навстречу мне попались трое придворных, статский советник с эмблемой министерства путей сообщения на кителе и еще несколько человек в гражданской одежде. Никто из них не обратил на меня внимания: военная форма, пусть даже и с унтер-офицерскими лычками, по нынешнем временам определяла принадлежность гостя к высшей столичной касте. Спешащий куда-то быстрым шагом курсант запросто мог оказаться посыльным Совета, и штатские предпочли не задавать лишних вопросов. А офицеров мне, к счастью, не попалось — ни в галерее, ни на входе в Арапскую столовую, хотя обычно где-то здесь размещались постовые.
Однако у Малахитовой гостиной мое везение закончилось: по обеим сторонам от двери стояли рослые фигуры в темно-красных мундирах с золотыми пуговицами. Уже хорошо знакомый мне Иван и второй — тоже штабс-капитан.
Крыло с императорскими покоями охраняли самые сильные Одаренные во всей гардемаринской роте — не считая Гагарина. Разумеется, это могло оказаться и обычным совпадением… И все же я почему-то не сомневался, что никаких случайностей здесь нет и быть не может: Морозов… оба Морозова намертво вцепились в свой главный
И сообщение от Оли — после нескольких месяцев тишины — было так или иначе связано с грядущей помолвкой. Я не мог знать этого наверняка, но почему-то почти не сомневался. Совет закрутил гайки до упора, однако полностью избавиться от инакомыслящих им все же оказалось не под силу.
И Морозов не мог этого не замечать — поэтому и стелил соломку везде, до куда дотягивался. Только этого, похоже, все равно оказывалось недостаточно. Прямо у него под носом в Зимнем дворце, похоже, назревал… нет, еще не заговор — но что-то подозрительно на него похожее. Интриги Мещерского порой оставались за гранью моего понимания, но мы уже не раз… скажем так, работали вместе — и результат так или иначе устраивал обоих. Ведь враг моего врага мне… Ну, допустим, союзник.
Хоть наверняка и временный.
Когда я приблизился, гардемарины у двери чуть подались вперед. Иван кивнул, приветствуя меня, а второй штабс на мгновение напрягся, но тут же выдохнул — узнал.
— Здравия желаю!
Я коснулся кончиками пальцами околыша фуражки, судорожно соображая, что такого можно сказать, чтобы меня без лишних разговоров пропустили в святая святых Зимнего дворца — императорские покои. Одного лишь знакомства с обоими стражами и формальной принадлежности к личному составу гардемаринской роты было явно недостаточно.
И я уже приготовился ляпнуть наугад что-нибудь про срочные новости для Елизаветы или снова достать перстень, когда дверь за спиной Ивана чуть приоткрылась, и оттуда послышался негромкий голос.
— Господа офицеры, прошу, пропустите его. Ее высочество Елизавета Александровна ждет.
На сосредоточенные лица на миг легла тень сомнения, но гардемарины все же расступились, и через мгновение я взялся за ручку и шагнул через порог Малахитовой гостиной.
— Здравствуй, Владимир.
Оля чуть отошла назад — то ли освободить дорогу, то ли чтобы ненароком не оказаться слишком близко. И между нами тут же выросла стена. Невидимая, но будто сделанная из холодного и очень твердого льда. Конечно, я догадывался о ее существовании и раньше, еще до того, как увидел свою бывшую пассию под ручку с Ходкевичем, но почувствовал только теперь.
Точнее — не почувствовал. Вообще ничего.
— Здравствуй. — Я чуть склонил голову. — Ты хотела меня видеть?
— Не я.
Оля явно не случайно говорила, едва приоткрыв рот, чуть ли не сквозь зубы — так ее голос звучал жестко, подчеркнуто-вежливо и, пожалуй, даже ядовито. Впрочем, ей хватило такта не ерничать и воздержаться от дурацких вопросов вроде «Как здоровье ее сиятельства Алены Юрьевны?»
А может, просто не было времени.
— Не я, — зачем-то повторила она, разворачиваясь. — Пойдем. Не стоит заставлять ее высочество ждать.
На этот раз льдом между нами можно было бы заморозить весь Зимний, но меня уже беспокоила исключительно грядущая встреча с Елизаветой. Если уж дорогая племянница решила втайне обратиться ко мне, да еще и фактически напрямую, значит…
Что-то да значит.
— Прошу, Владимир.
Оля нарочно чуть ускорила шаг, чтобы самой открыть дверь. Наверное, я при этом должен был почувствовать себя неотесанным мужланом, однако вместо этого лишь коротко кивнул, изображая учтивость, и прошел в соседнюю комнату.