Сатисфакция
Шрифт:
— Может, и так. Однако разве к такому вам следует стремиться? Вы — великая княжна императорского рода. Я — курсант в чине гардемаринского прапорщика. Ни богатства, ни древней фамилии, ни даже самого завалящего титула, — усмехнулся я. — По всем международным нормам подобный брак будет считаться морганатическим, то есть — неравным. И вы потеряете всякую надежду когда-либо занять место вашего отца на троне.
— И пусть! — Елизавета сверкнула глазами. — Зато сохраню жизнь и честь. Морозов не посмеет меня тронуть, а иберийцам вряд ли будет интересна
— Всю жизнь? — переспросил я.
— Достаточно, чтобы от меня отстали. — Елизавета вдруг густо покраснела. — Но если вам будет угодно, мы расторгнем брак через год… несколько лет. И я сделаю все, чтобы ваша военная карьера продолжалась с тем же головокружительным успехом, что и ранее. Но даже если этого не случиться, вы не останетесь без награды. Суммы на моих счетах вполне хватит…
— Господь милосердный, ваше высочество — прекратите немедленно! — Я махнул рукой. — Я вовсе не имел в виду ничего подобного. Суммы и счета интересуют меня в последнюю очередь.
— А я сама? Понимаю, что все это несколько неожиданно, и мы едва знаем друг друга, но порой судьбе виднее, не так ли?.. Скажите, Владимир — неужели я вам совсем не нравлюсь?
Елизавета чуть подалась вперед и улыбнулась. Явно через силу, вымученно — но вполне искренне. Будто ей вдруг отчаянно захотелось выглядеть в моих глазах обворожительной.
Она что — меня?.. Нет, на «соблазняет» это, пожалуй, пока еще не тянуло, но намек был яснее некуда. Девчонка неполных семнадцати лет — и моя, между прочим, племянница! — старательно изображала увлеченность и интерес, изрядно выходящий за рамки того, что необходим для брака по расчету.
А может, и не изображала. Елизавета пребывала как раз в том ужасном и благословенном возрасте, когда в теле девчонки взрывается гормональная бомба, способная не только за год-два превратить ее в женщину, но и напрочь сорвать голову. Даже зрелые дамы не так уж часто бывают разумны в своем выбора, а уж подростки…
Когда для девушки приходит время влюбиться в первый раз, судьба задорно крутит стрелочку, сама не догадываясь, на кого та укажет. Под удар бестолковой страсти попадают все без исключения — одноклассники, друзья семьи, знакомые, популярные певцы, актеры и даже киногерои. А иногда и родственники. Будущему герою девичьих грез достаточно просто оказаться в нужном месте в нужное время…
Или в ненужное — смотря как посмотреть.
Похоже, я оказался. И к тому же еще и проявил себя, в одночасье превратившись из какого-то там курсанта и сомнительного ухажера подруги и наперсницы в отважного спасителя, способного чуть ли не в одиночку одолеть полчища врагов. А сразу после этого — в весьма заметную в масс-медиа персону. Этакого самого популярного мальчика в классе, который, как выяснилось, может еще и поддержать улыбкой и не по годам мудрыми словами.
Мда… Кажется, у Елизаветы
Разум кое-как «проглотил» происходящее и даже со скрипом прокрутил какие-никакие мысли и выводы. Но удивление все еще было велико настолько, что дар речи — связной, во всяком случае — я временно потерял.
— Нравитесь?! Нет! То есть, да… То есть… Господь милосердный! — простонал я, откидываясь на спинку кресла. — Неужели вы не понимаете, что все это не изменит ровным счетом ничего?
Елизавета снова вспыхнула. Только на этот раз не теплом внезапного интереса, а куда горячее. Царственные очи полыхнули недобрым огнем, в котором гнева великой княжны и отвергнутой женщины было примерно поровну.
Полыхнули — и тут же погасли.
— Не изменит ничего? — повторила Елизавета — надо сказать, весьма прохладным тоном. — И почему же вы так в этом уверены?
— Хотя бы потому, что не так уж плохо знаю всех тех, о ком вы говорите. Все они — страшные и беспощадные люди. — Я сложил руки на груди и выдохнул, понемногу успокаиваясь и приводя скачущие мысли в порядок. — А младший Морозов к тому же глуп, жесток и мстителен. Отказ — даже в такой форме — непременно приведет его в бешенство. И одному богу известно, что он способен натворить.
— Вы так его боитесь? — фыркнула Елизавета. — Я была о вас лучшего мнения!
— Его — ничуть, — невозмутимо ответил я. — Однако не следует забывать, что на стороне рода Морозовых сейчас гвардия, армейские части, полиция и, фактически, все спецслужбы. Не говоря уже о Совете безопасности, в который входят две с лишним сотни сильнейших Одаренных в стране. Ради вас я, конечно же, готов вступить в схватку хоть со всеми сразу. — Я пожал плечами. — Только, боюсь, она будет недолгой.
— Вы… вы слишком сгущаете краски.
Елизавета возразила — но не слишком уверенно. Не знаю, насколько близко они были знакомы с младшим Морозовым, и как именно происходили ухаживания — репутация его сиятельства нередко говорила сама за себя. Драгоценный отпрыск главы Совета безопасности не отличался легким нравом и не слишком-то утруждал себя манерами. И даже погром в цыганском квартале Красного Села для столичных аристократов наверняка стал явлением хоть и необычным, однако ничуть не удивительным.
Елизавета боялась младшего Морозова куда сильнее, чем старшего. И — чего уж там — имела на то все основания. А мои слова лишь подлили масла в огонь.
— Сгущаю краски? Может быть, — негромко отозвался я. — Но опасностей и без того предостаточно. Вы можете выйти замуж, сменить фамилию и даже навсегда уехать из Петербурга. Однако все равно останетесь той, кто вы есть — единственной наследницей дома Романовых, пусть и без титула великой княжны. И кто-то может посчитать, что такого человека слишком опасно оставлять в живых. — Я на мгновение задумался. — Полагаю, от вас в любом случае попытаются избавиться — до того, как вы родите ребенка, который однажды может заявить свои права на престол.