Сатисфакция
Шрифт:
Так и будет — потому что мы победили. Пусть и немалой ценой, но все же избавились и от Георга, и от Мещерского с остальными предателями, и от иберийцев, норовящих засунуть свои щупальца везде, где можно. Разумеется, они попробуют снова — как делали это и сотню лет назад, и две — и как, без сомнения, будут делать снова, пока существует их чертова трансатлантическая империя.
Но на этот раз Альфонсо Четырнадцатому не повезло — и вряд ли
Так что — выкусите, ваше иберийское величество.
— Владимир Федорович! — Раздался звонкий голос, и из-за палатки вынырнула кучерявая макушка Поплавского. — Умоляю, несите сюда! Кажется, у нас уже заканчиваются боеприпасы!
— Второй ящик за час, — философски заметил Гагарин. — Полагаю, завтра нас ждут серьезные потери личного состава.
— Вряд ли, — отозвался я. — По-моему этих вообще ничего не возьмет.
Могучая фигура Камбулата запросто переварила бы хоть впятеро больше алкоголя, чем он позволял себе выпить, а Поплавский… Поплавский при каждом сабантуе демонстрировал удивительную способность за каких-то двадцать-тридцать минут набраться до нужной кондиции — и далее поддерживал ее сколь угодно долго, а утром неизменно вскакивал без единого намека на похмелье. Небольшие опасения внушала разве что участь Корфа, однако его благородие барон за два года прошел славную школу — и сейчас, пожалуй, уже мог потягаться даже со здоровяками из гвардейских полков.
Чем в общем-то и занимался в последний раз, когда я его видел где-то неподалеку.
— Вот тут поставь. — Поплавский указал на нужное место шампуром. — И нам бы еще…
— Нет уж, судари. Дальше — сами! — решительно возразил Гагарин, доставая из кармана ключи от «Монтесумы». — Заберешь из багажника. И можешь не закрывать — тут все свои, не тронут.
— Есть — заберешь из багажника! — Поплавский тут же вытянулся по стойке «смирно». — Будет исполнено, ваше сиятельство!
— Ну вот и молодцы… И народ мне особо не баламуть — парням завтра в караул заступать. — Гагарин строго погрозил пальцем. — А мы с господином прапорщиком идем готовиться встречать ее высочество.
Причина явно придумалась сама собой — только что. Если мне не изменяла память, Елизавета собиралась приехать только к ночи, до которой оставалось еще часа два, не меньше. Но Гагарин то ли решил избавить меня от
— Ну… за успех нашего безумного предприятия. — Гагарин с негромким хлопком свернул крышку. — И за успех всех последующих.
— Гардемарины — виват! — Я отсалютовал уже открытой бутылкой. — Предлагаю заодно выпить за здоровье ее высочества Елизаветы Александровны.
— Не смею отказаться, — кивнул Гагарин. — Ну, будем!
Мы едва слышно звякнули горлышками, и на несколько мгновений нас окутала тишина, которую нарушали лишь доносившиеся из лагеря сердитые вопли Поплавского, которому зачем-то вздумалось доказывать самому главе рода Камбулатовых, что тот не умеет готовить шашлык.
— Господь милосердный, целых три выходных, — блаженно простонал Гагарин, растекаясь по шезлонгу. — Когда еще такое будет?
Я хотел было пошутить, что никогда, но так и не успел. Лежавший на песке телефон завибрировал, потом еще раз, потом… Мне пришла чуть ли не дюжина уведомлений от разных приложенией — и точно такие же, похоже, пришли и Гагарину, и всем остальным в лагере — судя по тому, какая там воцарилась тишина.
— У меня плохое предчувствие. — Я вздохнул и потянулся за телефоном. — Неужели…
— Правильное у тебя предчувствие, господин прапорщик, — проворчал Гагарин, пальцем смахивая с экрана очередное оповещение. — В общем, никаких выходных. Трубим общий сбор.
— Да что там такое?!
Смотреть в телефон уже не хотелось. Хотя бы потому, что я и так знал — ничего хорошего там не ждет. Ни меня, ни остальных… ни вообще.
Даже пиво допить не успеем.
— Морозов собрал людей и занял Ростов, — проговорил Гагарин. — И, кажется, планирует выдвигаться по магистрали в сторону Петербурга.
— Морозов?! — Я не поверил своим ушам. — Так ведь он же сейчас в Зимнем. Ну, был с утра…
— Так это Николай Ильич. Старший, то есть. А в Ростове младший — Матвей Николаевич. Такая вот… — Гагарин нахмурился и стиснул телефон так, что ни в чем не повинная техника жалобно хрустнула. — Такая вот ерунда, господин прапорщик.
Россия, Санкт-Петербург, 27 апреля 2025 г.