Савелий Крамаров. Сын врага народа
Шрифт:
— Министр культуры! Не может быть! — поразился Оскар.
— В ней иногда просыпалась человечность. Все-таки женщина, хоть и высокопартийная, но не железная. Она пришла на премьеру новой программы Райкина, увидела, что он три часа работает на сцене. С огромной отдачей. Узнала его ставку и предложила: «Запойте, Аркадий Исаакович. Ведь вы все умеете. Включите в свой репертуар хотя бы одну песню, и тогда мы сможем доплачивать вам четверть ставки за совмещение жанров». А он включил сразу четыре песни, и не столько ради ничтожного повышения ставки, сколько для разнообразия программы. Я всегда боялся за него, когда он выходил на сцену. Иногда из зала ему кричали гадости. Редко, но бывало такое. Он делал вид, что не замечает оскорбления, но я чувствовал, что он переживает и с трудом ведет программу дальше. Боюсь, что и мне выскажут что-либо подобное.
—
— Видел, крепкие парни, — сказал Савелий, — а если на мена нападут с оружием? Я в это не верю, но все-таки интересно, ребята, что вы будете делать? — обратился Савелий к телохранителям.
Парни замялись:
— Конечно, защитим.
— Как? — продолжал своеобразный допрос Савелий.
— Выбьем у нападающего оружие. Закрутим руки и прижмем к земле, — уверенно сказал один из телохранителей.
— Можете не успеть, — сказал Савелий, — идущий впереди меня должен раздвинуть ноги, протолкнуть меня между ними и защитить своим телом.
— Мы обычно идем по бокам клиента, — сказал телохранитель и удивленно посмотрел на напарника.
В разговор вмешался Оскар:
— Сава, хватит заниматься ерундистикой. Тебя ждут в оргкомитете фестиваля. Если узнают о твоем приезде сочинцы и отдыхающие, то будет дикая толчея. Все не уместятся на площадке у театра. Тебе просила передать привет Неля. Очень ждет тебя.
— Спасибо, — тепло произнес Савелий, — объездил почти весь мир, но как кормили на Беговой, вспоминал не раз!
Встреча со зрителями превзошла все ожидания Савелия. Когда он появился на парадном ковре, то люди буквально взвыли от восторга. Некоторые даже кричали «ура!». Так встречают только очень близкого человека, которого не видели очень давно и ждали, надеялись на встречу с ним, хотя и не верили в ее возможность. Савелий ликовал, но в первые мгновения был удивлен столь теплым и восторженным приемом. Не ожидал его. Потом заулыбался и приветливо помахал рукой людям, бурно приветствующим его на всем пути по дорожке, ведущей к Зимнему театру. В театре, где в основном собиралось городское и приехавшее на отдых начальство, его появление не вызвало фурора, но аплодисментов было много. Даже начальству было приятно и лестно, что на открытие кинофестиваля прибыл сам Савелий Крамаров из Соединенных Штатов Америки. Через день Савелий освоился с обстановкой. Когда он зашел в подогретую морскую воду бассейна при гостинице «Жемчужина», то ему показалось, что он был здесь совсем недавно, ну, год назад, не более, и почувствовал себя не менее комфортно, чем в океане у Гавайских островов. «Там больше экзотики и красоты, — подумал он, — а здесь — душевной теплоты. Впрочем, человеку нужно и то и другое».
Дни, проведенные на кинофестивале, были для него настоящим праздником. Он попросил телохранителей не мешать ему общаться с друзьями. Артисты, с которыми он играл в фильмах, обнимали и целовали его. Не формально, как это свойственно некоторым богемным людям, а искренне, от души. Несмотря на уверения Оскара, что с питанием у него не будет проблем, он привез с собою чемодан продуктов: орехи, каши с фруктами, мед, даже яблоки. Оскар попытался пошутить над этим, когда он разбирал чемодан.
— Да, с продуктами у нас сейчас дела обстоят неважно, но везти орехи и яблоки в Сочи?! Не сердись, Савелий, но это, мягко говоря, непонятно. У тебя что, совсем плохо стало с памятью?
— Я не сержусь, — неожиданно обидчиво вымолвил Савелий, — но мне лучше знать, какие продукты нужны моему организму.
— У тебя что, думающий организм? — продолжал шутить Оскар.
— Не столько думающий, сколько требовательный, — грустно произнес Савелий, и Оскар почувствовал, что разговор о продуктах неприятен другу.
В Москве, в аэропорту его встречали журналисты. Трещали телекамеры. На следующий день «Московский комсомолец» сообщил о его приезде и о том, что он остановился у артиста и режиссера Оскара Волина. На следующий день утром Савелий навестил своего старого подопечного — Додика, болезнь которого прогрессировала. Савелий не подал виду, что заметил это, улыбался, шутил. Вспоминал их прежние встречи, маму Додика и так тактично оставил ему деньги, что тот не мог отказаться от них. Вечером Савелий поехал в Крылатское, к старому другу Ахмеду Маликову. Они обнялись, и оба были счастливы встрече.
— Мне все эти годы казалось, что чего-то важного не хватает в моей жизни.
Савелий слушал его молча, опустив голову, словно был виноват перед старым и преданным другом.
Через день Савелий изъявил желание пройтись по Старому Арбату, съездить на вернисаж художников в Измайлово.
— Там, наверное, узнают меня, начнут вспоминать прошлые встречи, заставят выпить, а мне нельзя, — вздохнул Сава и надел очки, нацепил на голову простую шапку-ушанку, чтобы его не узнали. Но маскировка не помогла. Слух о том, что на Арбат, а потом в Измайлово, приехал Савелий Крамаров, мгновенно собирал вокруг него толпы людей. Люди бросали киоски, лавки с картинами. Ему дарили сувениры, даже картины, а кое-кто протягивал деньги, желая за них получить у него автограф. Бесконечно кричали приветствия. И Савелий не выдержал, заплакал. Он понял, что люди не забыли его и любят по-прежнему. Потом ему предложили сниматься в фильмах «Русский бизнес» и «Русское чудо». Он согласился с радостью, и каждый день съемок был для него праздничным. Он понимал, что играет в проходных фильмах, которые ничего не прибавят к его кинокарьере, но в это время для него было важнее другое — что его снова признали на родине и ценят более чём прежде. Пригласили на телевидение, но он поставил условие, что будет давать интервью на фоне американского флага.
— Зачем вам это? — наивно заметил ему режиссер телепередачи.
— Америка приютила меня и главное — не дала заглохнуть творчеству. Я там снимался значительно меньше, чем здесь, но значительно больше, чем в последние годы пребывания на родине. Оставьте флаг. Это будет моей вечной и благодарной памятью об Америке.
Приглашениям сниматься не было конца. Савелий направился в Моссовет и, рассказав об этом, попросил выделить ему хотя бы небольшую квартиру, где он мог бы останавливаться во время приездов для съемок.
— Оставайтесь у нас, — сказали ему, — смените подданство и тогда получите квартиру.
— Подданствами не бросаются, — сказал он, — я это сделал один раз и больше не собираюсь.
Работник Моссовета развел руками:
— Тогда извините.
— Не за что, — вежливо попрощался Савелий.
Он успел заехать в театр «Шолом», к Александру Левенбуку, на спектакль «Поезд за счастьем». Сделал это в первый же свободный вечер, хотя съемки отнимали весь день и часто затягивались до полуночи. Режиссеры, зная о его скором отъезде, спешили закончить фильм и успеть озвучить. Несмотря на сверхзанятость, Савелий выискивает время для встреч с двоюродным братом Виктором. Они любили друг друга, и, кроме того, Савелий считал, что Виктор — это своеобразный мостик к памяти о матери. Виктор рассказывал ему о ней, чего не знал Савелий. Вместе поехали на Востряково, где была похоронена мама. Оскар вспоминает, что иногда Савелий вставал в шесть утра и тихо покидал их дом, накануне предупреждал, что у него ранние съемки, а сам, наверное, ездил на кладбище, чтобы посидеть у могилы мамы. Виктор рассказывал, что при посещении Вострякова уста Савелия что-то шептали. По всей вероятности, он разговаривал с мамой, рассказывал о своей жизни, о том, что исполнил ее мечту — стал артистом.
Однажды после съемок Савелий заглянул в ЦДРИ, где заканчивался вечер. Тихо вошел в зал и стал у стенки, и тут же пронеслось по рядам: «Крамаров! Крамаров!» После окончания вечера его окружили артисты, виднейшие драматические артисты страны. Олег Табаков обнял его. Коллеги понимали незаурядность его таланта, ощущали в нем сильный актерский нерв, который магически захватывает внимание зрителей. Разыскали фотографа и сфотографировались на память. После этой встречи Савелий долго не мог уснуть. О чем думал он? Какие мысли развеяли сон? Может, он переживал о том, что неуклюже сложилась его судьба на родине, что заштамповали его однотипными малоинтересными образами, не дали даже прикоснуться к высокой сатире, к истинной драме, а в Штатах этому мешал недостаточно хорошо освоенный английский язык. Может, думал, что если бы остался с Машей, умной и тактичной женщиной, то иначе и более творчески сложилась его жизнь? Может, не стоило до этого расходиться с Людой. Она работала в авиаконструкторском бюро Туполева, была для своих юных лет весьма разумна и со временем вникла бы в его работу, помогла бы ему. Все это — мои домыслы, но ясно одно, что признание, теплота, с которой его встретили лучшие артисты в ЦДРИ, заставили его задуматься о многом и важном, отгоняя усталость и сон.