Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Четверо молодых стражей в лёгких кожаных доспехах, застыв навытяжку возле распахнутых вовнутрь толстых, дубовых, оббитых железом воротных створок, восторженно отсалютовали сотнику сайев - сыну своего вождя - ударами копий о щиты. Дружески улыбнувшись в ответ и приветственно вскинув правую руку, Ториксак без задержки поехал дальше в направлении второй поперечной стены, делившей Тавану на две примерно равные половины. Эта передняя часть крепости представляла собой заросший травой пустырь, полого поднимавшийся на четыре сотни шагов к разделительной стене, на котором паслись без присмотра кони и козы, задумчиво жевали жуйку коровы и телята, копошились в пыли куры, валялись свиньи,
Длинные боковые стены города едва заметно расступались от передней северо-восточной стены до дальней юго-западной, которая была шагов на двадцать длиннее. Дальняя от въездных ворот половина крепости, расположенная в наиболее возвышенной части горы, представляла собой акрополь Таваны, застроенный домами племенной знати. Единственные ведущие туда ворота, расположенные, как и наружные, между двумя близко стоящими башнями по центру поперечной стены, оставались распахнутыми настежь и днём, и ночью, и никем не охранялись.
Въехав внутрь, Ториксак оказался на небольшой квадратной площади шагов в тридцать длины и ширины, от которой широкая, прямая центральная улица убегала аж до видневшейся в четырёх сотнях шагов глухой задней стены, деля акрополь на две половины. Вдоль главной улицы выстроились по обе стороны, окружённые высокими глухими каменными заборами (сказывалось близкое соседство с греками), длинные, одноэтажные, крытые яркой греческой черепицей дома и дворы местной знати, разделённые узкими поперечными проулками.
Первым с левой, южной стороны стоял дом ториксакова отца, вождя Скилака. Попасть в него можно было либо через узкую дверь с главной улицы, либо заехав во двор прямо с площади через небольшие - только, чтоб проехать кибитке, - ворота, украшенные тремя горизонтальными бронзовыми полосами тонкой, витиеватой ковки, изображавшими несущихся во всю прыть друг за другом и навстречу тем, что на другой створке, оленей (вверху), лошадей (внизу) и кабанов (посередине), преследуемых и терзаемых на бегу волками.
Ториксак направил коня к знакомым с детства воротам, проворно распахнутым расторопным молодым слугой вождя, едва только его заметный игреневый мерин показался в воротах акрополя. Ответив дружеским кивком на приветствия двух девушек, наполнявших деревянные вёдра водой из расположенного на площади напротив ворот усадьбы вождя единственного в крепости колодца, пробитого в известняковой толще горы, Ториксак шагом въехал мимо застывшего в низком почтительном поклоне у воротного столба слуги на родной двор. Следом за ним на двор вождя осторожно заехали обе кибитки и охранники.
Посреди небольшого, шагов двадцать в длину и пятнадцать в ширину двора, чуть левее ворот рос высокий дуб с толстым шершавым стволом и густой раскидистой кроной, посаженный молодым Скилаком лет тридцать назад, когда он только построил себе отдельный от отца дом и привёл в него свою первую жену Сатарху. Теперь верхушка этого дуба была самым высоким местом в Таване.
Почти всю западную сторону напротив ворот занимал длинный одноэтажный дом вождя, разделённый на десяток небольших комнаток, с двумя входными дверями вблизи боковых стен и десятком маленьких прямоугольных окошек
Не успел Ториксак ступить с коня на родное подворье, как на него с радостным визгом налетели из-под дуба младшие сестрёнки: 16-летняя златокосая красавица Мирсина и 10-летняя, худенькая и некрасивая Госа. Приобняв повисших на нём девчонок за талии, Ториксак легко оторвал их от земли и, довольно улыбаясь, быстро закружил на месте, отчего они заверещали ещё громче. Сделав три-четыре оборота, сотник поставил сиявших от счастья хохотушек на землю, получил в награду два горячих сестринских поцелуя сразу в обе щеки, и спросил:
– Радамасад уже приехал?
– Нет ещё, - ответила на правах старшей Мирсина.
– Он будет только завтра.
– Ну а где Савмак, Канит?
– Ах, они ещё с утра ускакали с двоюродными братьями стрелять зайцев и птиц к завтрашнему празднику!
– А что ж они тебя с собой не взяли, красавица?
– Ну, вот ещё! Больно нужно мне с ними по степи носиться! У меня и дома дел полно.
Ториксак расхохотался.
Тем временем из остановившихся посреди двора кибиток выбрались, ревниво поглядывая на златокосую красавицу Мирсину, его жёны и стали принимать от служанок детей. Отпустив, наконец, брата, Мирсина и Госа кинулись радостно обнимать и целовать невесток и малышей-племянников.
А от дверей дома навстречу царскому сотнику уже неспешно шёл, пряча в густых серебряных усах довольную улыбку, вождь напитов Скилак. То был высокий, крепко скроенный, мускулистый воин пятидесяти с небольшим лет, с узким, худощавым лицом, изрезанным длинными, глубокими, как боевые шрамы, морщинами, придававшими ему суровый вид. Одет он был в белую, подпоясанную тонким красным ремешком рубаху до колен с длинными рукавами, искусно расшитыми красно-зелёным, популярным у скифов растительным орнаментом, и в широкие малиновые шаровары из тонкого сукна, заправленные выше щиколоток в мягкие голенища простых тёмно-синих скификов. Вокруг его худой жилистой шеи свободно лежала витая золотая гривна в палец толщиной, с крылатыми хищными грифонами на концах, видневшимися под русой в "изморози", волнистой бородой, узким клином ниспадавшей со скул и подбородка до середины груди.
Стянув с головы башлык, Ториксак поклонился отцу в пояс, и не успел распрямиться, как оказался в железных тисках его рук.
– Как поживаете, батя? Всё ли у вас тут подобру-поздорову?
– спросил Ториксак, касаясь поочерёдно щеками щёк родителя.
– Хорошо, сынок, хорошо! Хвала богам, у нас всё благополучно.
– А где бабушка Госа? Где матушки?
– Готовят с женщинами Октамасада завтрашний праздник.
Увидев робко приблизившихся за спиной мужа невесток с младенцами на руках, Скилак выпустил, наконец, из объятий сына и шагнул к ним.