Савмак. Пенталогия
Шрифт:
Скатившись кубарем по крутым деревянным лестницам вниз, Канит и Апафирс, вскочили на привязанных около входа в башню к коновязи коней. Канит на правах старшего велел двоюродному брату скакать домой и предупредить о скором приезде хабеев вождя и отца. Апафирс неохотно повиновался. Сам же Канит выехал за ворота, слетел галопом с горы к большой дороге и повернул направо. Дождавшись, когда кавалькада хабеев во главе с Госоном приблизилась с другой стороны к развилке, он, как бы случайно, выехал из пригородного селения им навстречу.
Впереди на широкогрудом, пепельного цвета мерине ехал 54-летний вождь Госон - приятель и близкий родич Скилака и Октамасада, мать которых Госа приходилась ему родной тёткой. Был он под стать коню тяжеловесен, широкоплеч, толстобрюх. Большая круглая голова на короткой
В ответ на почтительное приветствие Канита, Госон благожелательно кивнул, пряча в толстых усах понимающую улыбку, и свернув с большой дороги к крепости, спросил младшего сына Скилака всё ли у них благополучно, все ли в роду вождя живы-здоровы? Дав дяде Госону утвердительный ответ, Канит чуть придержал коня и пристроился коленом к колену с Метаком. Как он и рассчитывал, позади сыновей и племянников Госона ехали верхами на разукрашенных лошадках четыре его незамужние дочери и три племянницы в ярких праздничных нарядах, обвешанные множеством золотых украшений с красными, синими, зелёными самоцветами, жемчужными подвесками и янтарными бусами. Молча пожимая руки парням, Канит взглянул украдкой на утончённое, белое и гладкое, как у терракотовой статуэтки греческой богини, личико невесты Савмака - 14-летней Фрасибулы. Заметив его вороватый взгляд, девушки тихонько, чтоб не потревожить вождя, прыснули в кулачки смехом, отчего уши и щёки Канита тотчас охватил пожар, к счастью, незаметный под башлыком.
Через минуту-другую Госон с Канитом, сынами, дочерьми и кибитками четырёх своих жён, оставив охранную сотню в пустой нижней части крепости, въехал во двор вождя Скилака, встречавшего дорогих гостей со своими сыновьями у распахнутых ворот. В отличие от сестёр, резвыми козочками соскочивших со своих низкорослых лошадок под зелёным шатром дуба на чисто выметенное подворье дядюшки Скилака, Фрасибула, жеманно улыбаясь своему голубоглазому жениху, взявшему у ворот под уздцы её красивую тёмно-серую кобылу, попросила его помочь ей сойти на землю. Смущённо порозовев, Савмак, бросив узду, осторожно подхватил свою хрупкую невесту горячими ладонями за осиную талию и бережно опустил на землю. Поблагодарив его тонким, как у птички, детским голоском и похвалив силу его рук, отчего Савмак засмущался и покраснел к её удовольствию ещё больше, Фрасибула отправилась вслед за сёстрами целоваться с многочисленной женской роднёй большого скилакова семейства, только что закончившей одеваться и прихорашиваться к сегодняшнему празднеству.
Савмак же, проводив ласковым взглядом свою красавицу-невесту, обменялся дружескими рукопожатиями с сыновьями и племянниками Госона, после чего отвёл в сторонку своего сверстника и лучшего друга Фарзоя, крупной шаровидной головой, широким лицом, тонким крючковатым носом и большими круглыми глазами являвший собой точную копию отца, только глаза у него были не карие, а чёрные и блестящие. Подобно Савмаку, Фарзой по воле их отцов тоже пребывал в статусе жениха одной из савмаковых сестёр - златокосой Мирсины, в которую был влюблён ещё похлеще, чем Савмак во Фрасибулу. Приятели заговорили о предстоящих вскоре больших переменах в Неаполе и своих надеждах, что, быть может, молодой царь Палак затеет скоро с кем-нибудь войну, на которой оба они смогут отличиться и украсить к свадьбе уздечки своих коней волосами первых убитых врагов.
Но вот на скилаков двор явился сам виновник торжества - 19-летний
Октамасад, с масленой улыбкой на круглом и жёлтом, как полная луна, лице, первым встречал сородичей в распахнутых настежь воротах своего двора, один к одному схожему с подворьем старшего брата, только без единого деревца и травинки. Раньше это была усадьба прежнего вождя Радамасада, которая после его смерти по традиции перешла к младшему сыну.
Октамасад был на семь лет моложе брата-вождя, на добрую голову ниже, и нисколько не походил на него ни лицом, ни фигурой, ни характером. Оно и не диво: они со Скилаком были детьми одного отца, но разных матерей. В свои сорок пять лет Октамасад успел обзавестись солидным брюшком и обрасти жирком от короткой толстой шеи, стиснутой массивной золотой гривной с клыкастыми вепрями на концах, и прикрытого густой рыжевато-ржавой бородой двойного подбородка до пухлых ляжек и мясистых икр. Ниспадающие на плечи светло-кашнановые волосы, разделённые пробором на две половины, удерживались на его массивном покатом лбу с выпуклыми надбровьями обшитой золотыми чеканными бляхами краснокожаной лентой, напоминавшей царскую диадему. Широко расставленные на лоснящемся от жира и пота плоском лице круглые, навыкате, тёмно-карие с жёлтыми искрами глаза, разделённые тонким крючковатым носом, делали его весьма похожим на двоюродного брата - вождя хабеев Госона.
– Входите, входите, гости дорогие! Милости просим!
– радушно приглашал он высоким напевным голосом приближавшуюся к воротам толпу родичей.
– Не скот, не рабы, не серебро и злато главное богатство человека, а его сородичи, друзья и побратимы!
Каждому входящему мужу, начиная с Госона и Скилака, радушный хозяин жал руки и касался поочерёдно щёк своими пухлыми как у хомяка щеками, а женщин и детей обнимал по-родственному за плечи и целовал сладко в румяные щёчки и белое чело.
За спиной Октамасада гостей встречали радушными улыбками, поклонами, поцелуями и добрыми словами три его жены: 40-летняя Скилона, подарившая мужу двух сыновей и дочь (не считая тех, кому злые духи не позволили надолго задержаться на этом свете), 36-летняя Тойбула, родившая и выходившая четырёх дочерей, и 32-летняя Иресмея, родившая Октамасаду трёх младших сыновей, и готовившаяся подарить через пару месяцев ещё одного (по всем приметам и гаданьям это опять должен быть мальчик - на зависть несчастной Тойбуле, рожавшей почему-то одних только девок). Их румяные лица под высокими, густо обшитыми золотом и жемчугом убрусами и стройные белые шеи едва виднелись под тяжёлыми височными колтами и серьгами, переливающимися на солнце красными, синими, зелёными искрами, под янтарными и жемчужными ожерельями и звонкими многорядными монистами, лежавшими на высоких грудях поверх расшитых яркими узорами сарафанов, а полные руки скрыты от локтей до запястий под толстыми, широкими, усыпанными самоцветами браслетами и перстнями на каждом пальце - все накопленные Октамасадом богатства были выставлены в этот праздничный день напоказ.
За матерями стояли плечом к плечу четверо сыновей - 23-летний Фриманак с младшей его на пять лет женой Хараспой, 16-летний Сакдарис, 13-летний Апафирс и самый пока младший - восьмилетний Госон, а также три незамужних по малолетству дочери - Тешуба, Гелона и Спадина. Не было только убежавшего на своё подворье Скиргитиса, его жены Иктазы и главного виновника торжества - их трехмесячного первенца, которого должны сегодня впервые предъявить сородичам и даровать "счастливое", подходящее для долгой и славной жизни имя.