Сайлент
Шрифт:
В моей затуманенной от лекарств голове мелькнула мысль. Поэтому, когда перед нами снова появились чьи-то ноги, а потом Гришку схватили, чтобы вытащить и его, я показал руками, как надо скручивать что-нибудь.
Гришка, хоть и дурачок, понял меня. Он схватил в руки лодыжку мальчишки, и скрутил...
Раздался крик боли, кость хрустнула. Гришка страшно расхохотался, вылез из-под кровати и начал рвать мальчишку. Тот кричал, от ужаса и боли. Его двое друзей, что постоянно приходили поиздеваться нал нами, сбежали. Скоро появились двое охранников с резиновыми
Охранники стали бить Гришку дубинками, отбирая у него потерявшего сознание окровавленного мальчишку, Гришка бросил его, отобрал дубинку у охранника и порвал её на две части.
Охранник достал пистолет, и выстрелил в Гришку. Мальчик упал и забился в конвульсиях, потом вскочил на ноги и бросился на обидчика. Мне было плохо видно, что они там делали, только снова раздались выстрелы, и Гришка упал на пол, глядя на меня остановившимися глазами. Вокруг его головы растекалась красная лужа.
– Быстро! Врача сюда! – крикнул кто-то.
– Да он уже труп! – ответил ему, насколько я понял по голосу, санитар.
– Да не для этого! Видишь, у меня напарник ранен!
– Этот, мне кажется, тоже не жилец! – хмыкнул санитар.
– Что у вас тут происходит?! – воскликнул охранник, когда один из санитаров ушёл за помощью.
– Говорят, в советские времена тут какие-то опыты проводили, над сумасшедшими.
– А сейчас? Тоже проводите опыты?
– Да не проводим мы. Просто, учёных уже нет, а лекарства остались.
– И что?
– Да... У нас же студенты из мединститута практику проходят. Есть такие, которым только здесь место, такие же психи. Они вполне, послушные, что скажешь, то и делают. А вот другие, слишком умные, естествоиспытатели, мать их! Могут что-нибудь вколоть детишкам, потом смотрят, что они вытворяют, и угорают!
– Дурдом! – в сердцах воскликнул охранник, а санитар захохотал.
– Почему тогда пацаны здесь шляются? – разозлился охранник. – Если здесь опасная зона?!
– Кто же знал, что забитые детишки на такое способны? – ответил санитар. – Кстати, их здесь двое было... – он заглянул под кровать, пошуровал дубинкой раненого охранника. Я закрыл глаза: я не вижу, и меня не видят!
– Никого нет! – удивился санитар. – Может, сбежал, пока вы воевали?
– Ещё кого-нибудь убьёт! – взволновался охранник.
– Да они смирные, - успокоил его санитар, - если не трогать. Это пацаны, от безделья, развлекались с ними.
– Доразвлекались! – сердито сказал охранник. – Да где эти... – в этот момент в нашу палату зашли ещё какие-то люди, Гришку потащили за ноги, оставляя широкий красный след.
– Что делаете? Ироды! – заругалась нянечка, баба Нюра. – Вот заставлю самих убирать, будете знать, как мусорить!
– Ладно, ладно, не ругайся, баб Нюр! – я услышал, как зашуршал полиэтилен, потом Гришка пропал из поля моего зрения, последний раз глянув на меня остановившимися глазами.
Баба Нюра осталась одна. Что-то ворча вполголоса, она начала мыть пол. Заглянув под кровать, заметила
– Что сидишь там, зверёныш? Страшно? Ну, сиди, сиди. Только не нагадь под кроватью. Захочешь, сбегай в уборную, я не буду дверь закрывать!
Баба Нюра уже ушла, прикрыв дверь, а я так и лежал под кроватью, не шевелясь. Погнутая Гришкой ножка кровати мешала, я попытался выпрямить её, только хуже сделал, в двух местах теперь погнулась. Попробовал ещё раз, и бросил. Сидел там, пока не стемнело. Потом выбрался из-под кровати, сбегал в туалет, уже еле терпел, может, и оправился бы под кроватью, если бы не боялся бабу Нюру. Её все жители нашей больницы боялись, она не церемонилась даже с врачами, не только с пациентами.
Вернувшись, я снова забился под кровать, сидел там, пока не уснул.
... кис-кис-кис! – позвала меня девочка, заглянув под кровать. Девочка была в розовой мягкой пижаме, мне она показалась неописуемой красоты существом.
– Иди ко мне, не бойся! – позвала опять меня девочка.
– Мяу! – неожиданно для себя отозвался я и выполз из-под кровати.
– Пошли со мной? – спросила девочка, гладя меня по голове. Я согласно кивнул. Девочка взяла меня за руку и повела куда-то.
– Баба Нюра! – позвала девочка.
– Что тебе, Лизонька? – ласково спросила баба Нюра.
– Я котёнка нашла, можно, я его себе возьму? – баба Нюра вышла из своей каморки, с удивлением посмотрела на нас.
– Это, что ли, котёнок?
– Ну, да, котёнок.
– Дай, я его хоть отмою, а то грязный какой-то.
– Да, бабушка, помойте, пожалуйста! – согласилась девочка, улыбаясь своей необыкновенной улыбкой. Бабушка повела меня в ванную, набрала воды и приказала раздеться.
– Сиди тут, я сейчас принесу чистую пижаму, - сказала она, и ушла, шаркая подошвами разбитых тапок. Когда вернулась, вода уже набралась, я закрыл кран.
– Какой, оказывается, умница! – восхитилась баба Нюра. – А врачи уже отчаялись тебя вылечить.
Это хорошо, что ты всё понимаешь, - говорила баба Нюра, намыливая мне голову. – Поиграй с девочками, ладно? Она думает, что ты котёнок, вот и пусть думает. – Я вопросительно посмотрел на неё.
– Ей недолго осталось, - вздохнула бабушка, обмывая меня чистой водой, - Лизонька очень больна, со дня на день, помрёт. – У меня покатились из глаз слёзы, потому что я уже любил девочку, и не хотел, чтобы она умирала.
– Ну, не плачь, мальчик, как тебя хоть звать?
– Ммя, - сказал я.
– А, я и забыла, старая, вы же с Гришкой немые! Прости старуху. – Баба Нюра вытерла меня насухо и облачила в такую же розовую пижаму, как у девочки. – Твою одежонку я постираю, потом отдам, а пока так походи, - мы вышли из ванной, девочка ждала нас в коридоре:
– Ой, какой стал красивый котёнок! – захлопала она в ладоши. – Пошли скорее, я покажу тебя подругам! – и потащила меня по коридору. Мы зашли в одну из палат, где стояли три койки. На двух лежали девочки, во что-то играли.