Сайлент

Машков Александр Иванович

Дверь захлопнулась перед моим носом. Это Валька, который брат, открыл дверь, пропуская детей с мамой, и захлопнул передо мной. Я остался стоять на крыльце, не зная, что делать.

Поставить сумки на пол не решался, открыть дверь не мог.

На такие невинные шутки я не обижался, да и не знал, что такое обида. Если над тобой шутят, значит, любят, обращают внимание.

В этом доме мне нравилось, мама обо мне заботилась, сейчас я был неплохо одет: в синие новые джинсы, тёплую рубашку с длинным рукавом, спортивную шапочку, кроссовки.

На

улице март, мне тепло, комфортно, солнышко светит, снег тает на пригретых местах обширного двора. От куртки я сам отказался, неудобно в ней, сковывает движения.

Постояв, я придумал способ: взялся зубами за ручку двери и потянул на себя, не заметив, что на никелированной ручке остались глубокие следы от зубов.

Семья у нас большая, едят много, но мама любила выбирать покупки сама, ездить по магазинам, а не заказывать по доставке. Тем более, дети тоже любили посещать огромные супермаркеты с развлекательными центрами.

Оставив их играть в детском уголке, мы с мамой обходили продовольственные и промышленные отделы, постепенно нагружая меня сумками и сумочками. Скоро я оказывался увешанный ими, как верблюд поклажей. Меня это не утомляло, я был счастлив угодить маме, постоянно улыбался всем встречным.

– Что это он у вас всё время улыбается? – как-то спросила одна знакомая, с которой мама разговорилась, а я стоял рядом, увешанный сумками и приветливо улыбался.

– Он у вас нормальный? Где вы такого мальчика взяли?

Мама посмотрела на мою ласковую улыбку и сказала:

– Сайл, рассердись!

Я вздыбил шерсть на загривке и обнажил клыки, тихонько зарычав. Клыки у меня хорошие, белые и острые.

– Пусть лучше улыбается! – вздрогнув, быстро проговорила знакомая мамы.

Дома я никогда не сержусь, пусть даже дети таскают меня за уши, усы и хвост.

Я занёс покупки на кухню, и, когда мама меня отпустила, поднялся в нашу с ребятами комнату, сел за свой стол, открыл любимую книжку с картинками, стал читать стишки. Все думают, что я просто разглядываю картинки, не предполагая, что ребёнок из психушки умеет читать. Я сам не знал, где этому научился, просто думал, что читать умеют все люди, если книжки пишут.

– Сай, Сай, давай играть! – пристали ко мне сёстры, и потащили на ковёр. Здесь они втроём, вместе с братиком, напали на меня, вопя от восторга.

– Опять ты не переоделся! – услышал я сердитый голос мамы. – Сайл, ты уже большой мальчик, должен понимать, что для улицы и дома есть разная одежда! Мне уже Настасья Филипповна жаловалась на тебя! Ты даже обувь не снял! Мне что, наказывать тебя?! – я стоял, радостно глядя на маму, и улыбался.

– Мама! – с восторгом сказал я.

– Не подлизывайся! – улыбнулась в ответ мама, - Переодевайся! Вот, я купила тебе сегодня новые шорты, с ремешком. Надеюсь, они не спадут с тебя? Или эти разбойники сумеют расстегнуть на тебе ремень? Не поддавайся им, а то опять голым оставят.

Ребята, играя со мной, как-то

раз, нечаянно, сняли с меня шорты. У меня хорошие шорты, мягкие, на резинке. Им так это понравилось, что они стали специально раздевать меня, я не мог им сопротивляться, а мама ругалась, что мы играем в такие, как она сказала, неприличные игры.

Валька, как обычно, сидел за своим столом, и криво усмехался, глядя, как дети издеваются надо мной.

Один раз он вмешался, врезав чересчур разошедшемуся братику по затылку. Мальчик расплакался и побежал жаловаться маме. Пришла мама, отвела в свою спальню, сняла с меня штаны и отхлестала чем-то по голой попе.

Было очень больно, даже брызнула кровь. Я дёрнулся и ойкнул.

– Скажи маме спасибо! – попросила мама.

– Сп..., мама! – сказал я, улыбаясь. – Сайл, мама!

– Умница! – похвалила меня мама. – Иди, играй, но прежде постой в углу, чтобы попка зажила.

Мне нравилось стоять в углу, возле книжных полок. Я брал книжку, и читал, в то время, как девочки ругали маленького Никитку. Сестёр звали Маша и Даша, братика Никита.

Я переоделся, сумев избежать цепких лапок детишек, убрал уличную одежду в шкаф и позволил повалить себя на пол, по мне сразу стали прыгать три разбойника. Шорты теперь крепко сидели на мне, можно было не бояться, что их снимут, и мама будет ругаться.

Всё равно без происшествий не обошлось: Никита не удержался, упал с меня на пол, и заплакал.

Мама услышала, вошла и отшлёпала меня рукой по новым шортам, потом поставила не в угол, а в тамбур, перед лоджией. Чтобы я не скучал, дала мне учебник физики за пятый класс.

Я стоял и читал физику, когда ко мне пробрался Валька.

Посмотрел, что я читаю, фыркнул:

– Можно подумать, ты что-то понимаешь! – я улыбнулся брату, - Придурок из психушки! – улыбнулся он мне, - я кивнул, соглашаясь.

– Неужели тебе нравится такая жизнь? – спросил он меня. Я кивнул, снова улыбнувшись.

– Давай, сбежим? – я перестал улыбаться, испугавшись, и отрицательно затряс головой.

– Ну и дурак! – сказал Валька. – Я бы сам сбежал, да не смогу там выжить, один. С тобой хочу, ты сильный и послушный. – Я кивнул, улыбаясь.

– Что, согласен? – я отрицательно покачал головой.
– Ну, смотри, я предупредил! – сказал Валька, выходя и снова усаживаясь за свой стол. Воткнул в уши новую гарнитуру и отрешился от мира.

Я смотрел на него, напряжённо думая, почему Вальке не нравится здесь жить. Может, просто погулять хочет? Мне, например, надоела жизнь бродячего котёнка, когда каждый прохожий норовит тебя пнуть, собаки постоянно гоняют, я даже видел, как они насмерть растерзали одну мою подружку, не успевшую забраться на дерево, постоянно голод терзает внутренности. А как-то меня поймали мальчишки, и... что было дальше, не помню.

Малыши стояли возле стеклянной двери и тоскливо смотрели на меня. Я показал им язык и углубился в чтение.