Сберегите цветы полевые

Маляков Лев Иванович

В живых — из двадцати один. Я ваш должник, друзья-чапаевцы. Хотя я дожил до седин, А сердце давней болью мается. Гляжу с надеждой на ребят — На их игрушки современные. Я по-отцовски очень рад, Что игры сына не военные.

ПАМЯТЬ О ДРУГЕ

Летела пуля тридцать лет. Настигнут я — Пробито сердце. И надо мной чернеет свет… От памяти куда мне деться! Лежу я, Вдавленный в песок, Смертельной болью перехвачен… И надо мною колосок Склонился, Будто наудачу. Вот-вот осыплется зерно, Налитое немой тревогой. И все,

что было так давно, Придвинулось — рукой потрогай. Горит (В бреду иль наяву?) Родная наша деревенька. Пробитый пулею, В траву Навек упал приятель Сенька. Незатухающая боль Меня — Как на огне бересту. Песок в глаза метет, как соль, И разъедающе, и остро. Мой друг не встанет, хоть кричи, — Зашлась душа недетской болью… Летят тридцатые грачи Над Сенькиным немым раздольем.

НА ВОИНЕ

Подумать только — Через сорок лет Перед мною тенями всплывают Фигуры в касках, заслоняя свет. И солнце эти каски заслоняют. Подумать только — Через сорок лет Плечом я слышу выстрела отдачу. Снаряды кончились, патронов нет, Мы пятимся в болото наудачу. Подумать только — Через сорок лет Смертельной схватки все не позабуду. Враги вокруг. Спасенья больше нет, Надежда на гранату и на чудо. И до сих пор Во сне покоя нет — От вражеской я вздрагиваю речи. Подумать только — Через сорок лет Нас та война корежит и калечит!

«На этой легкой с перышком работе…»

На этой легкой с перышком работе Не то что спину — сердце надсадил. А было время — в партизанской роте За сотню верст Взрывчатку я носил. И ничего, спина моя терпела. Поспал, поел — Опять готов в поход. Горело сердце, торопилось в дело — Успеть бы эшелон пустить в расход. Мне довелось познать законы моря — Крутые штормы выносил не раз, Стоял на вахте, С перегрузкой споря, По трое суток не смыкая глаз. Не без того, Гудела под бушлатом Просоленная накрепко спина. На палубе катилась смертным катом Закрученная штопором волна! А было время — Шел мужик за плугом, А мужику всего тринадцать лет. И пласт земли повертывался туго, И дымкой заволакивало свет. Садилось солнце. В небе козодои Играли свадьбы, взапуски трубя. А человек, шагая бороздою, И сам не знал, что утверждал себя. На лесосеке до седьмого пота Валил деревья — и хватало сил… А вот досталась с перышком работа — Не только спину, Сердце надсадил.

ОСЕНЬ

Придвинулась, Окутывает осень С нежарким солнцем в сетке паутин. На длинном увядающем прокосе Остановлюсь задумчиво один. Передо мной холмы горбатят спины, Печаль в низинах льется через край. И сердце вздрогнет, Словно лист осины. А что к чему — попробуй разгадай. Короче день, А ночь весомей стала — Есть время прислониться к тишине. Среди холмов стою у пьедестала — От прошлого не отступиться мне… Одолевают давние сомненья: Бегут года — А я все на войне. Я от того остался поколенья, Которое горело на огне. Отец и брат мой Сгинули в пожаре, Сгорели, как снопы, мои дядья. А сын о чем-то тужит на гитаре… Но будет каждый сам себе судья. От суеты отгородившись ночью И от себя, Гляжу в прошедший день, Чтоб

утвердиться в правоте воочью И над собой подняться на ступень.

«Грома ударят в барабаны туч…»

Грома ударят в барабаны туч — Походный марш или отбой сыграют? Промчится ливень, весел и певуч, По моему березовому краю. По травам пробежится ветерок, Зверьком лохматым в ноги мне уткнется. Послушаю я листьев говорок — И сердце от предчувствия сожмется. О время, время, придержи свой бег, Я никуда теперь не опоздаю… Глядит сосна из-под тяжелых век Высокой кроной небо подпирая. К ее стволу литому прислонюсь, Дышу прохладой, свежестью, покоем… Так нестерпимо ярко светит Русь Под семицветной чистою дугою!

ТЯЖЕЛЫЕ ЗЕРНА

ОТЦОВСКАЯ ЗЕМЛЯ

Живешь, Заботой городскою Насквозь пронизан и прогрет. И вдруг под ложечкой заноет, Да так, Что почернеет свет. С чего бы, Сам не понимаю, Тоской захолонуло в мае, Когда на влажных тротуарах Асфальт теплынью разморен: Его вздувает, что опару. Да что гудрон, Когда бетон Зеленой молодью пропорот. И вроде город мне не в город. Так вот с чего под сердцем боль Отозвалась знакомым гулом: Полями вешними пахнуло. И ты хоть как себя неволь — Уснуть не сможешь: Ночь-другую Все видишь землю дорогую С крутым опасным половодьем, Когда ручей под стать реке, И в нем березы налегке Бредут, Смеясь над непогодьем. А бани, Словно пароходы, В субботу густо задымят. И до потемок огороды Богато ведрами звенят… Листа березового запах, Моренного в жару сухом, Ложится в лунные накрапы, Как пух, туманно и легко. В тех банях сверстники с устатку, Как боги в облаках, парят… Я сладко шевельнул лопаткой, Как будто жаром тем объят. И до утра усну едва ли — Ведь знаю: Ждут меня поля, Поют мои родные дали, Зовет отцовская земля!

ДОРОГА ДЕДА АНТОНА

Мой дед Антон — дорожный мастер, В деревне — пролетариат. Дорогу строил он для счастья, Был несказанно делу рад. Как для себя Антон старался — Чтоб намертво булыжник лег… И вот он, город, показался, А до чего же был далек! Верста к версте — легли каменья. Как в песне звонкие слова. Достала наше поколенье Про деда добрая молва. Дорога уходила в дали И счастье все-таки нашла. По ней тачанки проскакали И революция прошла. Давным-давно Антона нету, И все-таки мой дед живет… По каменке, навстречу лету, Катит из города народ. По ней, Антоновой, надежной, Я нынче еду не спеша. И каждой возрожденной пожне Внимает радостно душа.

КОВАЛИ

В глуши У ржавого болота Селились предки-ковали. Не густо было намолота От той железистой земли. Валили жаркую березу, В землянках-домнах уголь жгли. В сердца их. Светлые как слезы, Роняли песни журавли. Случалось, Филин рядом ухал — Пророчил жуткую беду. И та беда, Ходили слухи, У же играла во дуду. Она негаданно являлась — Врывалась ворогами в дом. И ковалей святая ярость Катилась лесом, словно гром. Гудели горны. Звон металла Как будто поддавал жары. Ковали деды не орала, Ковали деды топоры. Мечи точили боевые, Ночами не смыкали глаз… И это было не впервые, И не в последний было раз.