Сбежать от истинного. (Не)Желанная невеста
Шрифт:
Усилием воли я заставила себя переступить порог гостиной. Маркус вошёл следом, по-хозяйски положив руку мне на талию. От его прикосновения меня передёрнуло, но я постаралась сохранить бесстрастное выражение лица.
Главное – держать себя в руках. Улыбаться, быть любезной, изображать радость от скорого торжества. А там, глядишь, удастся улучить минутку и поговорить с отцом наедине. Открыть ему глаза на истинную сущность моего жениха. Убедить расторгнуть эту помолвку, пока не стало слишком поздно.
Да, именно так я и поступлю. Сейчас главное – хорошо сыграть
– Ох, архипелаг Драконьего крыла, как всегда, суров и непредсказуем. Всего час назад небо было чистым и безоблачным, а сейчас ливень обрушился на землю, словно кто-то разом опрокинул целое ведро воды, – сетовал отец, стряхивая с плаща крупные, тяжёлые капли дождя, которые с глухим стуком падали на пол, собираясь в небольшие лужицы.
Маркус скривился, глядя на это зрелище. Кто-то посмел намочить его бесценные ковры, привезённые из далёкого Гисса. Какое вопиющее невежество!
"По такому случаю надо будет обязательно пролить на них вино, – мелькнула мстительная мысль.
Знаю, в погребе Маркус хранит редчайшие сорта, бережёт их как зеницу ока, словно свои сокровища. Эта драконья туша всё тащит в закрома! Больше денег, дорогих вин и ковров ручной работы он любит разве что свои корабли.
Не могу не признать – меня тоже завораживают эти великолепные суда. Когда-то я представляла, как мы с Маркусом уплывём на "Розящем" в какую-нибудь дальнюю страну, в свадебное путешествие…
Мои несбывшиеся мечтания прервал хриплый голос отца:
– Дорогая дочь, как я рад тебя видеть!
– Отец, – я убрала настойчивую лапу Маркуса со своей талии и шагнула навстречу родным. – Леди Риорсон, – я обняла сначала папу, а затем и мачеху.
К ней я неизменно обращалась по имени. Казалось, назвав её матерью, я тем самым предам память своей настоящей мамы.
Нынешняя графиня являла собой образец истинной аристократки: горделивая осанка, сухое, бесстрастное лицо, не выражающее ни единой эмоции.
Её дочь ничуть не уступала ей: кукольная фарфорово-белая кожа, сквозь которую просвечивали голубоватые вены, пухлые алые губы, изящный прямой нос, тонкие дуги бровей. От неё исходил сладко-древесный аромат дорогих духов, мгновенно распространившийся по всему дому.
– Мира, дорогая, – начала мачеха, сморщив свой безупречно оточенный носик. – Ты так изменилась за эти две недели. Пополнела, загорела, а волосы… Боги, я ведь давала чёткие указания Грэтте держать тебя подальше от солнца и сладостей!
Я сжала руки в кулаки, едва сдерживая гнев. Мало мне Маркуса, так ещё и мачеха решила подлить масла в огонь! Но я знала – она делает это специально, чтобы ужалить побольнее.
Однако я бы не сказала, что подурнела за это время, скорее наоборот. В пансионе нас, конечно, не морили голодом, но вернулась я оттуда тощей, как щепка. Может, Маркус и чудовище, но кухарка у него здесь просто волшебница. Никогда прежде мне не доводилось пробовать таких восхитительных ягодных пирогов. Да, я набрала пару килограммов,
Маркус, до сих пор молча наблюдавший за встречей, внезапно подал голос:
– Что ж, раз уж все в сборе, предлагаю пройти в столовую. Слуги уже накрыли стол.
– Да, конечно, – подал голос отец, сделав вид, что не заметил шпильки в мой адрес. – Я умираю с голоду.
Мачеха одарила будущего зятя холодной улыбкой:
– Уверена, ваше гостеприимство не знает равных, – произнесла она. – Розалинда, душа моя, пойдём. И сядь прямо, иначе платье помнётся!
Младшая дочь графини послушно выпрямила спину и, кинув на меня полный превосходства взгляд, проследовала за матерью.
– Миледи, – Маркус галантно предложил мне локоть, – я говорил, что вы сегодня неотразимы?
– Как можно забыть? – я закатила глаза, но всё же оперлась на его руку. – Ваше восхищение мной ещё очень долго будет греть мне душу.
Маркус уловил нотки сарказма в моём голосе. Лицо его заострились, а на скулах заходили желваки.
Семейное чаепитие обещало быть крайне занимательным. Оставалось лишь надеяться, что графиня Риорсон не вздумает обсуждать подробности будущей свадьбы. Иначе терпение может изменить даже мне.
Глава 4
Когда мы вошли в столовую Маркус, наклонившись к моему уху, прошептал:
– Помни, никто не должен узнать про метку! Ты меня хорошо поняла?
Его хватка на моём запястье болезненно усилилась, когда он помогал мне присесть за стол. Я промолчала, не удостоив его ответом.
Маркус умел быть очаровательным, когда хотел: он улыбался всем членам моей семьи, пока те рассказывали, как прошло их путешествие до Драконьего крыла. На меня же он старался не смотреть. Зато Фрэнсис, напротив, буравил меня пристальным, неотрывным взглядом, словно загипнотизированный. Не понимаю, что на него нашло – раньше он никогда не удостаивал меня и толикой своего внимания. Для него, как и для его сестры, моё существование попросту не имело значения.
Когда его сальный взгляд скользнул по моему декольте, по телу пробежала нервная дрожь.
– Дорогая сестрица, – промурлыкал он, – будь добра, передай мне сахарницу.
Я удивлённо приподняла бровь, покосившись на искомый предмет. Сахарница стояла прямо посреди стола, в досягаемости вытянутой руки, но Фрэнсис почему-то решил прибегнуть к моей помощи.
– Вот, пожалуйста, – процедила я ледяным тоном, протягивая ему поднос со специями.
Фрэнсис привстал и как бы невзначай пальцами коснулся моей руки. Они показались мне отвратительно холодными и скользкими, будто до меня дотронулись склизкие щупальца осьминога.