Сборник "Чистая фэнтези"
Шрифт:
Малефик улыбнулся.
– Я и не сомневался в вашем содействии, сударь.
Он бы никогда в жизни не узнал, что есть такой поселок. Но бывают люди, которым нельзя отказать. Называются эти люди – начальство. А оно, начальство, уж такое непосредственное…
– Заходи, дружок! Присаживайся. Обожди минутку, я сейчас…
В столице давно перевелись самоуверенные болваны, которые могли бы купиться на добродушно-ласковый тон Серафима Нексуса, лейб-малефактора Реттии. Еще бы они не перевелись! Начни вести себя с приветливым старичком
Андреа Мускулюс к самоуверенным болванам не относился. Перед главным вредителем королевства он до сих пор испытывал благоговейный трепет. Даже зная, что старец к нему благоволит, – трепетал. Поэтому он тихо присел в «гостевое» кресло и затаил дыхание – дабы, упаси Нижняя Мама, не потревожить занятого важным делом Серафима.
Кресло делали лейб-малефактору на заказ. От ножек до спинки волхвы-краснодеревщики напичкали мебель уймой магомеханических устройств. При малейшей угрозе в адрес хозяина дома посетитель был бы в мгновение ока обездвижен – или умерщвлен дюжиной изящных способов. Остаться стоять? – но это означало бы проявить недоверие и тем оскорбить чувствительного старца. Уж лучше мы в креслице потоскуем, от нас не убудет.
В первый раз, что ли?
И начальству приятно, и мы силу воли закалим.
Серафим Нексус был поглощен творчеством во благо престола. Он выкладывал на подносе из рунированного серебра «висячку» – сложнейший экзанимарный узор отсроченного действия. На столе перед старцем красовалась целая выставка хрустальных скляниц с «веселой трухой» – измельченными ногтями, волосами и мозолями объекта. Нексус зачерпывал из скляниц фарфоровой ложечкой, смешивал компоненты в одному ему ведомых пропорциях, пересыпал смесь в миниатюрную бронзовую воронку, плевал туда – и выводил очередной фрагмент узора.
– Еще одно, последнее заклятье!.. – напевал лейб-малефактор, морща лоб.
Вскоре старец надежно закрепил новорожденное заклинание гомеостазиса и умыл руки.
– Теперь судьба графа Ивентуса всецело в руках его сиятельства, – с блаженной улыбкой сообщил он Мускулюсу. – Поостережется строить козни – проживет долгую и, хе-хе, счастливую жизнь. Если же окажется неблагоразумен… Пожалеть об этом он успеет, а искупить – вряд ли. Впрочем, в гробу я видал этого графа. Знаешь, отрок, зачем я пригласил тебя?
– Никак нет, господин лейб-малефактор!
– Тогда разуй уши и внимай…
Прошение из Ясных Заусенцев поступило на высочайшее имя. Его вручили королю вместе с другой прошедшей строгий отбор корреспонденцией. Нечасто среди посланий от монархов сопредельных держав, верительных грамот послов и ходатайств вельмож, ущемленных в правах, встречается такая «слезница»-челобитная. Если уж робкие сельчане отважились писать лично государю, а бдительные канцелярмейстеры дали бумаге ход – значит, в прошении содержится важная изюминка.
Последний раз канцелярия так рисковала,
Его величество хмыкнули с интересом и углубились в чтение. Затем Эдвард II около часа пребывал в задумчивости, кушая фисташки. Наконец король просветленно воскликнул: «О! Серафимушка!» – и, звякнув в колокольчик, велел слуге отнести письмо Серафиму Нексусу.
С указанием разобраться и по исполнении доложить.
– …вот, разбираюсь. На, дружок, почитай. Ехать-то тебе придется!
– Куда ехать? – оторопел Мускулюс.
– Не кудыкай, дорогу закудыкаешь, – строго напомнил вредитель.
– Далеко ли? – поправился малефик.
– В эти самые Заусенцы. Проклятие у них, понимаешь!
– Проклятие? Кто их, телепней, проклял?
Старец развел руками на манер уличного фокусника. Складывалось впечатление, что он вот-вот должен был достать из шляпы незнакомца-проклинателя, да передумал. Или фокус не удался.
– Нихон Седовласец. Сто лет назад.
– Нихон? Ерунда! Он никогда никого…
– Знаю, отрок. Не проклинал. Никогда, никого, ни за что. А этих, выходит, проклял. Аккурат в Гурьин день Нихонову проклятию сто лет исполняется. Поедешь, зарегистрируешь в «Старую клячу»…
«Старой клячей» в лейб-малефициуме именовали «Клятый свод» – перечень известных Высокой Науке проклятий, с фиксацией прямых и косвенных воздействий, а также с базовыми методиками снятия. В свое время Андреа чуть не свихнулся, заучивая: «На объект, на жизнь объекта, на окружение объекта, на посмертие объекта, на объектальную деятельность…»
– Скорей всего, глупость несусветная…
– Разумеется, глупость! – согласился Мускулюс. – Совершенно незачем туда ехать! Виси над поселком реальное проклятие, да еще Нихона Седовласца – все б давно оттуда разбежались. А раз живут – значит, вранье. Выдумали тоже…
– …А с другой стороны, – как ни в чем не бывало продолжил лейб-малефактор, и Андреа прикусил язык, – вдруг там и впрямь Нихоново словцо обнаружится? А? Ты вдумайся: единственноепроклятие Седовласца! Такой случай упускать нельзя, дружок. Изучить надо, вникнуть. Если оно до сих пор действует – подпитать манкой, под охрану взять… Как ценный раритет и памятник Высокой Науки.
Старец чихнул от возбуждения.
– Езжай, езжай, отрок! Нечего в столице киснуть!
«Вечный Странник, ну почему – я? Почему – именно сейчас?!»
– У меня отпуск, – отважился напомнить Мускулюс. – С завтрашнего дня.
Серафим милостиво покивал.
– Разберешься с этими, проклятыми, – и бегом в отпуск. Заслужил. А если окажется, что зря челом били… – лейб-малефактор причмокнул от удовольствия, блестя глазками-вишенками. – Помяни их незлым тихим словом. Чтоб занятых людей от дела не отрывали.