Сборник Попаданец
Шрифт:
— Йе-х-у! — Принцесса, взметнув веер юбок, на сверхзвуковой скорости вылетела из комнаты, сметая все на своем пути, вроде досадных помех в лице двух дюжих парней гвардейцев, и чуть не затоптав старичка слугу. Опасно, опасно, ребята, находиться на пути женщины, следующей к новому красивому платью, в котором она будет красоваться перед целой иностранной делегацией.
— Ох, и непоседа. — Мы вместе с Паскалем помогли старичку подняться с пола. Честно скажу, глядя на него, могу со всей ответственностью заявить: из него получится в будущем куда как толковей правитель, чем из его папочки. — Вы, барон, надеюсь, составите мне компанию на встрече? В конце концов, это ведь вашими стараниями мы выходим на этот уровень переговоров, вы обязательно должны быть.
— Всенепременнейше,
Мы вежливо раскланялись, после чего я остался в гордом одиночестве, если не считать гвардейцев у двери, но к этой мебели на двух ногах я уже привык. Пройдя к своему рабочему столу, сажусь в кресло, в очередной раз разворачивая письмо, пришедшее из усадьбы, отчего слегка затухшее чувство тревоги вновь всколыхнулось во мне волной плохих предчувствий.
Странный визит де Тида в мой дом пугал меня неясностью своих мотивов, а также остро кольнул сердце тревогой за близких мне людей и тех, что ими когда-то были. Граф чудом выжил, нужно при встрече пожать ему уважительно руку, он в одиночку разорвал на куски дюжину своих подопечных, что, словно обезумев, бросились на него. Все-таки «папочка» у них матерый зверь, не знаю, на что рассчитывал де Тид. Но граф хоть и в не лучшей форме, но по-прежнему жив и остается моим негласным управляющим в загородном особняке. А вот Ло… Маленькому монаху пришлось куда как хуже. Даже помыслить не берусь, с чем этот малыш мог столкнуться. По словам графа, на теле монаха нет живого места, мой учитель боевых искусств лежал третью неделю неподвижно, не в силах даже пошевелиться, а лучшие лекари, чьи услуги я смог купить в городе, день и ночь не отходили от его постели. Правда, в письме граф жаловался на то, что монах, периодически приходя в себя, начинал улыбаться, утверждая, что о лучшем и мечтать не мог, и если у Ули-Ри есть хотя бы еще один такой враг, он будет самым счастливым человеком во всем мире. Далее я соглашался с графом, подозревая сильнейшую травму головы у монаха, ибо в здравом уме о подобных перспективах на будущее вряд ли кто здравомыслящий может мечтать. Побарабанив пальцами по столу, я отложил письмо Десмоса, беря в руки другое послание, пришедшее от сестер Хенгельман. Которых уже я в свою очередь просил пройтись по дому, дабы проинспектировать его на случай всяческих подлянок от нежданного гостя, все же, как ни крути, а они одного поля ягодки, а в то, что де Тид просто так заглянул на огонек, верилось с трудом. Что-то ему было нужно, и что гораздо печальней, боюсь, он получил все, что хотел. За время нашей короткой встречи я прекрасно успел осознать всю холодность натуры герцога, это уже далеко не человек, в привычном для нас значении этого слова. Это нечто за гранью, его невозможно просчитать и спрогнозировать, что бы он ни затевал, а я еще тысячу раз прокляну тот день, когда впервые перешел ему дорогу.
«Ульрих, — писала Априя Хенгельман. — Мы с сестрой прошли дом, видимых операций с некротикой не проводилось, что бы в доме ни делал де Тид, мы этого не узнали. Все чисто. Однако расслабляться не стоит, убиты оба кракена, мы смогли спасти частичку одного из них, но на процесс его восстановления уйдут годы. Самое неприятное это то, что вскрыты оба хранилища гончих, именно в этом вопросе мы с сестрой видим наиболее вероятную угрозу тебе. Здесь что-то произошло, мы видим отголоски мощного заклинания, но что это было, нам уже не разобрать. Это странно, Ульрих, но мы со всей ответственностью можем утверждать, что одна из гончих сожрала вторую, пока та была в спячке, а потом покинула дом, покинула свое хранилище. Как ты наверняка понимаешь, подобное просто невообразимо, этого просто не может быть, но, однако, это именно так. Гончая не может жить без своего хранилища, максимум сутки, ну может двое, после чего идет необратимый распад ее организма. В этих созданиях установлен жесткий контроль подчинения, и на инстинктивном уровне установлено возвращение по внутренним часам к своим резервуарам. Почему вторая
Так не бывает. Поверь нам, старым, что-то происходит, что ускользает от нашего взгляда, все это неспроста. По словам графа, де Тид уходил пешком, так что зверя он с собой не брал, да и сложно себе представить, зачем ему ломать уже готовое оружие, обрекая его на смерть, проще было бы провести обряд подчинения, с теми же кракенами он совершенно не церемонился.
Мы пока побудем в твоем доме, проведем еще ряд действий, но боюсь, ничего утешительного не скажем. Будь осторожен, мальчик, будь очень осторожен, мы банально можем не понимать общей картины происходящего, у тебя могущественный противник, это даже близко не наш уровень. Береги себя.
М. и А. Хенгельман».
— Господин барон. — В дверь после вкрадчивого стука заглянул слуга. — Вас ожидает его высочество принц Паскаль.
— Иду, любезный. — Я сложил письма, жестом руки отпуская слугу и выходя из покоев.
— Барон, это что такое?! — Вместе с Паскалем меня встретила Катрин, широко округлив глаза. — Я вас спрашиваю, это что такое?!
— Ваше высочество? — Я немного сконфуженно огляделся по сторонам, не находя причины ее беспокойства.
— Вы почему не переоделись? — Она нахмурила брови.
— Зачем? — Я недоуменно уставился на принца.
— Вы на него не смотрите! — Топнула ножкой юная прелестница. — Мой братец известный ханжа, посему может себе позволить в одном и том же появляться как с утра, так и к обеду, но о вас я была лучшего мнения!
— Что с ней? — Мы с Паскалем проводили гордо выпрямленную спинку его сестры, не оглядываясь, скорым шагом удаляющуюся от нас.
— Женщины. — Пожал плечами принц. — Что тут еще сказать?
— М-да. — Я последовал за принцем, подстраиваясь под его шаг. — Не подскажете, ваше высочество, чего ожидать на приеме?
— Нуть, муть, бла-бла-бла речи и море фальшивых улыбок, — улыбнулся мне он. — Ничего особенного, ну разве что оценим с вами новое тело императора.
— Вы в курсе? — Я удивленно уставился на него.
— О, я вас умоляю, барон. — Он отмахнулся рукой. — Я без малого уже скоро тридцать лет в этой семье, для меня все эти марьяжи папеньки с бабулей как кость в горле. Меня больше удивляет, откуда вы в курсе самой сокровенной тайны нашей фамилии.
— Мне пришлось, если помните, быть невольным участником того зимнего бала, — несколько сконфуженно произнес я. — Там, собственно, мне и довелось коснуться всего этого, причем напрямую через… э-м-м…
— Дедушку? — Он тихо рассмеялся. — Да, папенька моего папеньки презанятнейшая личность.
— Да уж. — Я невольно сжал кулаки при мысли об императоре.
— Сколько себя помню, он практически всегда незримой тенью нависал над нашей семьей. — Паскаль задумчиво покачал головой. — Сложная личность. Мы иногда общались, я по молодости не понимал этого, просто неуловимо что-то менялось в людях, которых я знал всю свою жизнь. Мои мягкие учителя-наставники вдруг приобретали сталь во взгляде и говорили странные, тяжелые вещи. Знаешь, барон, он весьма и весьма умен и дальновиден, я многое смог почерпнуть из наших с ним бесед.
— Ваше высочество. — Я покачал головой.
— Да, барон? — Он внимательно на меня посмотрел.
— Если вы когда-нибудь в будущем меня спросите, — я вежливо склонил голову, — то знайте, больше половины из того, что он вам наверняка говорил, стоит немедленно выбросить из головы и забыть, так как более опасных, холодных и жестоких людей мир наверняка еще не знал.
— Наверное, я вас понимаю. — Он покивал своим мыслям. — Правда, открытым остается весьма существенный вопрос, а человек ли он вообще?