Сборник рассказов и повестей.
Шрифт:
Европейцем остался, пожалуй, один Федор Сидоров. Светлокожесть его объяснялась тем, что работал он всегда под зонтиком, а вот чем он подбривал щеки и подравнивал бородку, было неизвестно даже Галке. Сейчас он бродил вокруг "Пенелопа" и, моргая белесыми ресницами, оглядывал его со всех сторон.
– Слушай, вождь, - сказал Лева (Толик чуть повернул к нему голову).
– А зачем вообще нужна эта палуба? Снять ее к чертовой матери…
– Можно, - кивнул Толик.
– Мужики, - задумчиво поинтересовался Федор, - а вам не кажется, что вы обращаетесь с моей собственностью
"Мужики" дружно ухмыльнулись в две бороды.
– Твоя собственность, - насмешливо объяснил Лева, - месяц как национализирована.
– А-а, - спокойно отозвался Федор.
– Тогда конечно.
– И вообще, - сказал Лева.
– Я не понимаю. Почему мы с вождем трудимся в поте лица? Почему ты стоишь и ничего не делаешь?
Федор, задрав брови, наблюдал морских ласточек.
– Мужики, какого рожна?
– рассеянно осведомился он.
– Я - фирма, работающая на экспорт. Золотой, в некотором роде, фонд.
– Ты, фирма!
– сказал Толик.
– Ты портрет Таароа закончил? За ним, между прочим, сегодня делегация прибудет, не забыл?
– Сохнет, - с достоинством обронил Федор.
– После обеда приглашаю на смотрины.
– А вот интересно, - ехидно начал Лева.
– Все хотел спросить: а что ты будешь делать, когда у тебя кончатся краски?
Федор одарил его высокомерным взглядом голубеньких глаз.
– Левушка, - кротко промолвил он, - талантливый человек в любом месте и в любую эпоху найдет точку приложения сил.
– А ты не виляй, - подначил Лева.
– Хорошо. Пожалуйста. В данный момент я, например, осваиваю технику татуировки акульим зубом. Если это тебя так интересует.
Лева перестал улыбаться.
– Ты что, серьезно?
– Левушка, это искусство. Кстати, кое-кто уже сейчас набивается ко мне в клиенты…
Его перебил Толик.
– Нет, кому я завидую, так это Таароа, - признался он с горечью.
– Полсотни человек под началом, а? И каких! Все здоровые, умелые, дисциплинированные… А тут послал Бог трех обормотов! Этого из-под зонтика не вытащишь, другой целыми днями на Сыром пляже формулы рисует…
– А я?
– обиженно напомнил Лева.
– А ты яхту на рифы посадил!
Последовало неловкое молчание.
– Мужики!
– сказал Федор Сидоров, откровенно меняя тему.
– А знаете, почему племя Таароа не селится на нашем острове? Из-за тупапау.
– Из-за Натальи?
– поразился Лева.
– Да нет! Из-за настоящих тупапау. Мужики, это феноменально! Оказывается, наш остров кишмя кишит тупапау. Таароа - и тот, пока мне позировал, весь извертелся. Вы, говорит, сами скоро отсюда сбежите. Тупапау человека в покое не оставят. Вон, говорит, видишь, заросли шевельнулись? Так это они.
– Не знаю, не встречал, - буркнул Толик, поднимаясь.
– Не иначе их Наталья распугала…
В деревне было пусто. Проходя мимо своей крытой пальмовыми листьями резиденции, Толик раздраженно покосился
Сколько бы вышло полезных в хозяйстве вещей, распили он ее на части… Нельзя. И не потому, что Валентин заклинал не трогать этот "слепок с события", изучив который, якобы можно обосновать теоретически то, что стряслось с ними на практике месяц назад. И не потому, что Федор Сидоров узрел в ней гениальную композицию ("Это Хосе Ривера, мужики! Хосе де Ривера!"). И уж тем более не из-за Натальи, ляпнувший однажды, что "скульптура" придает побережью некий шарм.
Нет, причина была гораздо глубже и серьезнее. Племя Таароа приняло перекошенную медную спираль за божество пришельцев, и отпилить теперь кусок от проволоки-хранительницы было бы весьма рискованным поступком.
Толик вздохнул и, поправив одну из желтеньких тряпочек, означающих, что прикосновение к святыне грозит немедленной гибелью, двинулся в сторону баньяна, откуда давно уже плыл теплый ароматный дымок.
Сосредоточенная Галка, шелестя местной юбочкой из коры пандануса, надетой поверх купальника, колдовала над очажной ямой.
– А где Тупапау?
– спросил Толик.
Галка сердито махнула обугленным на конце колышком в сторону пальмовой рощи.
– Пасет…
– Чего-чего делает?
– не понял Толик.
– Теоретика своего пасет!
– раздраженно бросила Галка.
– Вдруг он не формулы там рисует! Вдруг у него там свидание назначено! С голой туземкой!
– Вот дуреха-то!
– в сердцах сказал Толик.
– Ну ничего-ничего… Найду - за шкирку приволоку!
– Слушай, вождь!
– Опасно покачивая колышком, Галка подступила к Толику вплотную.
– Мне таких помощниц не надо! Сто лет мне снились такие помощницы! Я тебе серьезно говорю: если она еще раз начнет про свои страдания - я ей по голове дам этой вот кочережкой!
– Да ладно, ладно тебе, - хмурясь и отводя глаза, буркнул Толик.
– Сказал же: найду и приведу…
И, круто повернувшись, размашистой петровской походкой устремился к Сырому пляжу.
Полукруг влажного песка размером с волейбольную площадку играл для Валентина роль грифельной доски. А роль фанатичной уборщицы с мокрой тряпкой играл прилив, дважды в сутки аккуратно смывающий Валентиновы выкладки.
Иными словами, вся эта кабалистика, покрывающая Сырой пляж, была нарисована сегодня.
Толик спрыгнул с обрывчика и, осторожно переступая через формулы, подошел к другу.
– Ну, как диссертация?
Шутка была недельной давности. Придумал ее, конечно, Лева.
При звуках человеческого голоса Валентин вздрогнул.
– А, это ты…
А вот ему борода шла. Если у Левы она выросла слишком низко, а у Толика слишком высоко, то Валентину она пришлась тютелька в тютельку. Наконец-то в его внешности действительно появилось что-то от ученого, правда, от ученого античности.