Сборник рассказов и повестей.

Лукина Любовь Александровна

– В Каракумы?
– ужаснулся лысый.

Сердце у Степана екнуло.

– А что… может?

Приоткрыв рот, лысый смотрел на него круглыми испуганными глазами.

– Да почему же именно в Каракумы, Степан Тимофеевич?
– потрясение выдохнул он.

– Не знаю, - глухо сказал Степан.
– Ее спроси.

Лысый тихонько застонал.

– Да что же вы делаете!
– чуть не плача, проговорил он.
– Степан Тимофеевич, милый! Да купите вы Ираиде Петровне цветы, в кино сводите - и не будет она больше… про Каракумы!… Учили же в школе, должны помнить: сила

действия всегда равна силе противодействия. Вы к ней по-хорошему - она к вам по-хорошему. Это же универсальный закон! Даже в телекинезе… Вот видите эти два кресла на колесиках? Вчера мы посадили в одно из них Ираиду Петровну, а другое загрузили балластом. И представьте, когда Ираида Петровна начала мысленно отталкивать балласт, оба кресла покатились в разные стороны! Вы понимаете? Даже здесь!…

– И тяжелый балласт?
– тревожно спросил Степан.

– Что? Ах, балласт… Да нет, на этот раз - пустяки, не больше центнера.

– Так… - Степан помолчал, вздохнул и направился к двери. С порога обернулся.

– Слушай, доктор, - прямо спросил он.
– Почему у тебя синяки на тыковке? Жена бьет?

– Что вы!
– смутился лысый.
– Это от присосок. Понимаете, датчики прикрепляются присосками, ну и…

– А-а… - Степан покивал.
– Я думал - жена…

Купить букет - полдела, с ним еще надо уметь обращаться. Степан не умел. То есть умел когда-то, но разучился. Так и не вспомнив, как положено нести эту штуку - цветами вверх или цветами вниз, он воровато сунул ее под мышку и - дворами, дворами - заторопился к дому.

Ираида сидела перед зеркалом и наводила зеленую тень на левое веко. Правое уже зеленело вовсю. Давненько не заставал Степан жену за таким занятием.

– Ирочка…

Она изумленно оглянулась на голос и вдруг вскочила. Муж подбирался к ней с кривой неискренней улыбкой, ДЕРЖА ЗА СПИНОЙ КАКОЙ-ТО ПРЕДМЕТ.

– Не подходи!
– взвизгнула она, и Степан остановился, недоумевая.

Но тут, к несчастью, Ираида Петровна вспомнила, что она как-никак первый телекинетик города. Степана резко приподняло и весьма чувствительно опустило. Сознания он не терял, но опрокинувшаяся комната еще несколько секунд стремительно убегала куда-то вправо.

Он лежал на полу, а над ним стояла на коленях Ираида, струящая горючие слезы из-под разнозеленых век.

– Мне?… - всхлипывала она, прижимая к груди растрепанный букет.
– Это ты - мне?… Степушка!…

Степушка тяжело поднялся с пола и, подойдя к дивану, сел. Взгляд его, устремленный в противоположную стену, был неподвижен и нехорош.

– Степушка!
– Голос Ираиды прервался.

– Букет нес… - глухо, с паузами заговорил Степан.
– А ты меня - об пол?…

Ираида заломила руки.

– Степушка!

Вскочив, она подбежала к нему и робко погладила по голове. Словно гранитный валун погладила. Степан, затвердев от обиды, смотрел в стену.

– Ой, дура я, дура!
– заголосила тогда Ираида.
– Да что ж я, дура, наделала!

"Не прощу!
– исполненный мужской гордости, мрачно подумал Степан.
– А если и прощу, то не сразу…"

Через каких-нибудь полчаса супруги

сидели рядышком на диване, и Степан - вполне уже ручной - позволял и гладить себя, и обнимать. Приведенный в порядок букет стоял посреди стола в хрустальном кувшинчике.

– Ты не думай, - проникновенно говорил Степан.
– Я не потому цветы купил, что телетехнеза твоего испугался. Просто, дай, думаю, куплю… Давно ведь не покупал…

– Правда?
– счастливо переспрашивала Ираида, заглядывая ему в глаза.
– Золотце ты мое…

– Я, если хочешь знать, плевать хотел на твой телетехнез, - развивал свою мысль Степан.
– Подумаешь, страсть!…

– Да-а?
– лукаво мурлыкала Ираида, ласкаясь к мужу.
– А кто это у нас недавно на коврике растянулся, а?

– Ну, это я от неожиданности, - незлобиво возразил Степан.
– Не ожидал просто… А так меня никаким телетехнезом не сшибешь. Подошел бы, дал бы в ухо - и весь телетехнез!

Ираида вдруг отстранилась и встала.

"Ой!
– спохватился Степан.
– А что это я такое говорю?" Поздно он спохватился.

Ираида сидела перед зеркалом и, раздувая ноздри, яростно докрашивала левое веко. За спиной ее, прижав ладони к груди, стоял Степан.

– Ирочка… - говорил он.
– Я ж для примера… К слову пришлось… А хочешь - в кино сегодня пойдем… Сила-то действия, сама знаешь, чему равна… Я к тебе по-хорошему - ты ко мне по-хорошему…

– Мое свободное время принадлежит науке!
– отчеканила она по-книжному.

– Лысой!
– мгновенно рассвирепев, добавил Степан.
– Кто ему синяки набил? Для него, что ли, мажешься?

Ираида метнула на него гневный взгляд из зеркала.

– Глаза б мои тебя не видели!
– процедила она.
– Вот попробуй еще только - прилезь с букетиком!…

– И что будет?
– спросил Степан.
– В Каракумы запульнешь?

– А хоть бы и в Каракумы!

Степан замолчал, огляделся.

– Через стенку, что ли?
– недоверчиво сказал он.

– А хоть бы и через стенку!

– Ну и под суд пойдешь.

– Не пойду!

– Это почему же?

– А потому, - Ираида обернулась, лихорадочно подыскивая ответ.
– Потому что ты сам туда сбежал! От семьи! Вот!

Степан даже отступил на шаг.

– Ах ты… - угрожающе начал он.

– Кто?
– Ираида прищурилась.

– Коза!
– рявкнул Степан и почувствовал, что подошвы его отрываются от пола. Далее память сохранила ощущение страшного и в то же время мягкого удара, нанесенного как бы сразу отовсюду и сильнее всего - по пяткам.

Что-то жгло щеку. Степан открыл глаза. Он лежал на боку, под щекой был песок, а прямо перед глазами подрагивали два невиданных растения, напоминающих желто-зеленую колючую проволоку.

Он уперся ладонями в раскаленный бархан и, взвыв, вскочил на ноги.

– Коза!!!
– потрясая кулаками, закричал он в темный от зноя зенит.
– Коза и есть! Коза была - козой останешься!…

Минуты через две он выдохся и принялся озираться. Слева в голубоватом мареве смутно просматривались какие-то горы. Справа не просматривалось ничего. Песок.