Сборник рассказов и повестей.
Шрифт:
– Стой!
Колонна остановилась. Справа - заросли, слева - овраги.
– Перекур семь минут…
Строй смешался. Человек пятнадцать отошли в сторонку и, достав из шлемов сигареты, закурили. Я обратил внимание, что среди них были воины самого разного возраста. Из этого следовало, что годика через три я от такой жизни закурю, потом брошу, потом опять закурю. И так несколько раз.
Броню мне разрешили снять. Пока я от нее освобождался, перекур кончился. Стало шумно. В рощице застучали топоры, полетели комья земли с лопат. Меня как новичка не трогали, но остальные работали все. Задача, насколько
Рвы были вырыты, частоколы вбиты. На бугре выставили наблюдателя, в рощице - двоих, Потом достали свертки и принялись полдничать. Я, понятно, ничего с собой захватить не догадался, но мне тут же накидали бутербродов - больше, чем я мог съесть.
– Здесь еще спокойно… - вполголоса говорил один салага другому.
– Окопался - и сиди. А вот в первой баталии пахота…
– В первой - да… - соглашался со вздохом второй.
– Я на прошлой неделе три раза подряд туда попадал. Набегался - ноги отламываются. Сдал кладовщику байдану, шлем, выхожу на улицу, чувствую - шатает… Ну, думаю, если и завтра опять в первую! Нет, повезло: на переправу попал…
– Ну, там вообще лафа…
– Никак спит?
– тихо, с любопытством спросил кто-то из "стариков".
Все замолчали и повернулись к воину, который действительное задремал с бутербродом в руке.
– Во дает! Ну-ка тюкни его легонько по ерихонке…
Один из бородачей, не вставая, подобрал свое огромное копье и, дотянувшись до спящего, легонько тюкнул его по навершию шлема тупым концом древка. Тот, вздрогнув, проснулся и первым делом уронил бутерброд. Остальные засмеялись.
– Солдат спит, а служба идет, - тут же съехидничал хриплый. Голос он, однако, при этом приглушил.
– Виноват, братцы… - Проснувшийся протер глаза и со смущенной улыбкой оглядел остальных.
– Тут, понимаете, какое дело… Женился я вчера…
Сидящий рядом воин вскочил с лязгом.
– Согласилась?
– ахнул он.
– Ага… - подтвердил проснувшийся. Лицо его выражало блаженство и ничего кроме блаженства.
Вскочивший набрал полную грудь воздуха, словно хотел завопить во всю глотку "ура!", но одумался, вздохнул и сел. Лица у этих двух сияли теперь совершенно одинаково. Зато хриплый был сильно озадачен.
– Погоди, а на ком?
– Да ты ее еще не знаешь…
Бородачи наблюдали за происходящим со снисходительными улыбками. А вот на лицах "молодых" читалось явное неодобрение.
– Додумался!
– пробормотал один из них.
– Военное время, а он - жениться!… Дурачок какой-то…
На беду слова его были услышаны.
– Голосок прорезался?
– зловещим шепотом спросил, оборачиваясь, сильно небритый "старик".
– Зубки прорезались? Это кто там на "дедов" хвост поднимает? А ну встать! Первый, второй, третий год службы! Встать, я сказал!
"Молодые" поднялись, оробело бренча железом. Небритый подошел к новобрачному и положил руку в кольчужной рукавице на его стальное плечо.
– А тебе я, друг, так скажу, - задушевно проговорил он.
– Хорошую ты себе жену выбрал. Кроме шуток.
Сидящий в сторонке командир отряда скептически поглядел за него и, вздохнув, отвернулся.
К часу дня подошла разведка противника.
Человек двадцать конных в голых "яко вода солнцу светло сияющу" доспехах подъехали к выкопанному нами рву. Я и еще несколько салажат в байданах, как наиболее уязвимая часть нашего воинства, были отведены в заранее подготовленное укрытие и теперь с жадным любопытством следили поверх бруствера за развитием событий.
Постарел авантюрист, осунулся. Я имею в виду того, что командовал их отрядом. Ударив саврасую лошадь длинными шпорами, он выехал вперед и долго смотрел на заостренные колья, вбитые в дно рва.
– Пес!
– бросил он наконец с отвращением.
– Успел-таки…
Он поднял глаза. Перед ним с того края рва грозно топорщился так называемый "еж". "Молодые" подтянулись, посуровели, руки их были тверды, лезвия алебард - неподвижны.
– А почему у него лошадь саврасая?
– шепотом спросил я одного из салажат.
– Была же белая…
Действительно, лошади под противником были и той, и другой масти.
– Белая во время атаки шею свернула, - также шепотом пояснил салажонок.
– Да ты сам сегодня увидишь - покажут…
– Предлагаю пропустить нас по-хорошему!
– раздался сорванный голос старшего всадника.
– Имейте в виду: сейчас сюда подойдет еще один отряд - в пятьдесят клинков…
– Да хоть в сто… - довольно-таки равнодушно отозвался с этого края рва наш командир.
Мой противник оскалился по-волчьи.
– Ты вынуждаешь меня на крайние меры, - проскрежетал он.
– Я вижу, придется мне завтра прихватить сюда…
– Пулемет, что ли?
– А хоть бы и пулемет!
– Прихвати-прихвати… - невозмутимо отозвался командир.
– А я базуку приволоку - совсем смешно будет…
– А я… - начал противник и, помрачнев, умолк.
– Сеточку, - издевательски подсказал командир.
– Сеточку не забудь. Такую, знаешь, капроновую…
Тот яростно крутнулся на своем саврасом.
– Червь!
– выкрикнул он.
– Татарский прихвостень! Там, - он выбросил закованную в сталь руку с шелепугой подорожной куда-то вправо, - терпит поражение князь Мстислав Удатный! А ты? Ты, русский человек, вместо того, чтобы ударить поганым в тыл… Сколько они тебе заплатили?…
– За прихвостня - ответишь, - процедил командир.
Тяжелый наконечник семиметрового копья плавал в каких-нибудь полутора метрах от шлема всадника, нацеливаясь точно промеж глаз.
– Куда, нехристь?!
– Это уже относилось к противнику из "молодых", не сумевшему сдержать белую лошадь и выехавшему прямо на край рва. В остервенении старший всадник хлестнул виновного шелепугой. Тот взвыл и скорчился в седле - рогульчатое ядро пришлось по ребрам.
– А мы еще жалуемся… - уныло проговорил один из наших салажат.
– У нас "деды" хоть орут, да не дерутся…