Сборник рассказов.

Казаков Дмитрий Львович

«Дорога Чудес или Кулинарные Творения брата Василия Валентина, Бенедиктинца» — прочитал профессор. Написано сие было, как и следовало полагать, на латыни, но Тиггз знал сей однозначно мертвый, но благородный язык в совершенстве.

На вытянутом лице профессора, которое украшал выдающийся нос, похожий очертаниями на таран греческой триремы, отразилось изумление.

Учитывая обстоятельства, это выглядело вполне естественным.

Василий Валентин, монах из Эрфурта, живший в пятнадцатом веке, прославился прежде всего как алхимик, написавший темный

и запутанный трактат «Двенадцать Ключей Мудрости», которым руководствовалось не одно поколение искателей философского камня.

Иные его труды были посвящены исключительно химии.

Так что книга, которую Веспасиан Тиггз держал в руках, являлась подделкой. Но, судя по виду, подделкой древней и весьма искусной. Но не только это заставило почтенного профессора задержать на ней внимание.

Дело в том, что второй его страстью, помимо букинистики, была кулинария. В будни профессор питался в кафе, а дома только пил чай. Но в субботу наступало время высокого искусства. Выбрав из обширной коллекции, равной которой не было во всей Европе, рецепт, Тиггз отправлялся на рынок, дабы закупить всевозможные, как он выражался, «ингредиенции».

А после полудня священнодействовал у плиты. Профессор мог приготовить все, что угодно. Соусы и супы, жаркое и салаты, все получалось у него замечательно. Но, к величайшему сожалению для человечества, ни одно из блюд никогда не покидало пределов скромной холостяцкой квартиры.

Веспасиан Тиггз мог бы стать великим поваром. Если бы захотел.

Утвердившись в мысли, что перед ним подделка, он, тем не менее, пролистал книгу. Действительно, она содержала в себе кулинарные рецепты. Их было немного, но каждый из них оказался профессору вовсе не знаком. Это неприятно уязвило его самолюбие кулинара и эрудита.

Зажав книгу под мышкой, Тиггз решительным шагом направился к продавцу.

— Любезнейший, — сухим и неприятным голосом сказал он. — Я хочу приобрести эту книгу. Сколько она стоит?

— Минуточку, сэр, — владелец магазина взглянул на «Кулинарные Творения» с таким удивлением, словно видел их в первый раз. — Я должен посмотреть в записях…

Раскрыв толстую тетрадь в синем кожаном переплете, он принялся с тщанием переворачивать листы.

Профессор ждал, нетерпение его с каждой минутой возрастало.

— Что вы там возитесь? — не выдержал он, наконец. — Сколько же можно?

— Прошу прощения сэр, — продавец поднял виновато моргающие глаза, — видимо, я забыл сделать запись о поступлении… Будьте добры, там должен быть ценник внутри. Иногда я его вкладываю.

Веспасиан Тиггз принялся раздраженно листать книгу. Ближе к ее концу, зажатый между страницами, обнаружился замусоленный обрывок бумаги явно современно происхождения. Брезгливо подцепив клочок двумя пальцами, точно дохлую мышь, профессор выудил его и поместил на стол.

— С вас двадцать фунтов, сэр, — сказал хозяин магазина, издав едва заметный вздох облегчения.

Тиггз расплатился и, ухватив книгу под мышку, заспешил к выходу. Несравненное чутье, развитое за годы

упорядоченной жизни, подсказывало ему, что он отстает от графика примерно на пятнадцать секунд.

Позволить себе большего отставания профессор не мог. На кону стояла его репутация пунктуального человека. Пусть даже опаздывал он всего лишь к себе домой.

Для серьезного чтения, а иного хозяин не признавал в принципе, в квартире Веспасиана Тиггза предназначалось старое кресло, стоящее перед камином в гостиной.

В это утро, ровно в девять часов, расположившийся в кресле профессор раскрыл вчерашнее приобретение.

— Посмотрим, посмотрим, — сказал он, — что там этот Василий Валентин наворотил!

Предисловие, как ни странно, оказалось посвящено той же алхимии. Тиггз проглядел его по диагонали: «… принял решение посвятить себя изучению естества… в духе живом собрал силы и размышлял… естество рассказывает на языке минералов, металлов, а также живой плоти… истинная Наука сокрыта от профанов… и истинные чудеса откроет тебе зреющий в тигле Камень, подогреваемый устремлением… труд сей — первая ступень для философа, мнящего обрести истинное лекарство».

Одолев всю эту галиматью, профессор с облегчением вздохнул и перешел к рецептам.

Первый из них поэтично именовался «Сладкое Дыхание».

«Возьми хорошее коровье молоко, — прочел Тиггз, — и налей его в горшок. Возьми петрушку, шалфей, иссоп, чабрец и другие хорошие травы, придай их к молоку и повари. Возьми жареного каплуна. Наруби на куски и придай к ним очищенный мед. Потом все смешай, посоли, подкрась шафраном и подавай».

За кратким и понятным текстом шли рисунки, где процесс приготовления надлежащим образом иллюстрировался. Как обычно, в старинных книгах, о точной рецептуре не приходилось и мечтать. Но такое препятствие не могло смутить кулинарного эрудита, подобного профессору Тиггзу.

Перечитав рецепт еще раз, он решительно встал и отправился на рынок. Вернулся он оттуда не с пустыми руками. Одну из загадок записи он разгадал походя, зная, что под «другими хорошими травами» средневековые кулинары подразумевали тмин, розмарин, эстрагон, анис, сельдерей, укроп, фенхель и майоран.

Загорелась старинная, оставшаяся еще от прежних хозяев плита.

Скоромное холостяцкое обиталище наполнилось изощренными ароматами. Не банальной вонью обыкновенной стряпни, а тонкими и вкусными запахами, каждый из которых сам по себе заставлял желудок беспокойно заворочаться.

Что же говорить об их сочетании? О настоящей симфонии, услышать которую можно только носом?

Из щелей, заинтересованно шевеля усами, высунулись тараканы, коты на помойке, до которых докатилась выбравшаяся в окно струйка, прекратили драку. Обитающий этажом ниже почтенный торговец мебелью мистер Смит с укором посмотрел на жену. Та демонстративно ничего не заметила.

Веспасиан Тиггз священнодействовал у плиты. В клубах ароматного пара он действовал размеренно и точно, отрезая, смешивая, подсаливая и доводя до готовности.