Сборник рассказов
Шрифт:
Мне стало стыдно. Ужасно стыдно. И я ушла. И на работу в тот день не пошла. А вечером купила сыну большую машину на радиоуправлении
Короче, это был первый и последний раз, когда мой ребёнок видел меня в непотребном виде. Да и пить я с тех пор почти прекратила. Равно, как и шляться по дискотекам…
И до последнего времени я пребывала в уверенности, что сын ничего уже не помнит. До сегодняшнего дня пребывала.
Иллюзии рухнули сегодня вечером, когда сын спросил, где и с кем я провела выходной, потому как он мне звонил, а я брала трубку, и кровожадно кричала в неё: «Сынок! Мамочка сейчас занята! Но она
Я этого совершенно не помнила, а потому смутилась и даже покраснела. И, повернувшись к отпрыску спиной, максимально непринуждённо ответила, что провела свой законный выходной день в гостях у своей бывшей учительницы и её семьи. Тогда чадо хихикнуло, и задало ужасный вопрос: «Ты там нажралась, как в тот раз, когда в ясли меня отвела?»
Я полчаса после этого грустно сидела на кухне, и занималась самобичеванием, пока не подошёл сын, и не поинтересовался: «Ты обиделась что ли? Перестань… Ты молодец! Лерка (Лерка, к слову, дочь Машки), например, рассказывала, как её мама ей в мешок со сменкой с утра наблевала… А ты только группу перепутала… С кем не бывает?»
Финиш. Слов больше нет. СТЫДНО!!!!!
А Машке — мой респект. Ибо, наблевать в мешок со сменкой — это уже искусство.
Записки блондинки
13-08-2007
«Мой папа был афромолдаваном из Кишинёва. Мама познакомилась с ним, когда ездила в Молдавию в командировку, и они сразу полюбили друг друга. Папу звали Даако Мереко-Джимо, но я ношу отчество Петровна, потому что, когда я родилась — папа сразу маму бросил. И сказал, что не желает воспитывать чужого ребёнка, потому что я родилась очень непохожей на папу. Папа хотел чернокожего сына, а родилась девочка-блондинка. Удивительно. Потому что моя мама — узбечка по бабушке. А ещё назвал мамочку «прошмандовкой», и вернулся к себе на родину, забрав всё своё имущество: канистру с молдавским вином, и чемодан изюма. Так что на память о папе у меня ничего не осталось.
Я всегда жалела, что не видела своего папу, пока мама однажды не напилась, и не рассказала мне, что папа Даако — не мой папа. А кто мой папа — она сама не знает. И горько расплакалась.
Я её обняла, и сказала: «Не плачь, мама. Я всё равно тобой горжусь, и вырасту такой же, как ты!» После чего мама перестала плакать, дала мне по уху, и ответила: «Да не дай Бог! Сплюнь, идиотка!» Я плюнула на пол, и мама снова меня стукнула. Наверное, я просто не расслышала её просьбу правильно.
Зато в школе я была самой красивой девочкой. Меня любили учителя и одноклассники. Особенно, физрук, и Сёма Кузнецов — сосед по парте.
Школа у меня была хорошая, с бассейном. И наш физрук Сергей Иванович часто оставлял меня на дополнительные занятия, говоря, что из меня получится великая пловчиха. Но я думаю, он просто хотел меня подбодрить. Ведь я совсем не умею плавать.
Ещё на первом уроке я ему об этом сказала, и он согласился позаниматься со мной дополнительно. Он был хорошим учителем, и очень обо мне беспокоился. Поэтому всегда затыкал мне пальцем дырку в попе, чтобы я не утонула.
А ещё я пела в школьном хоре. Особенно хорошо мне удавалась песня «По роще калиновой, в шляпе малиновой на именины к щенку, шёл ёжик резиновый, шёл, и насвистывал дырочкой в правом
Конечно же, у меня были поклонники моего таланта. Сёма Кузнецов всегда приходил на репетиции хора, плакал, а потом говорил: «Да… В такую глотку лужёную не напихать — большой грех!» Что он имел ввиду — я не знаю, но зато он очень хорошо целовался, и один раз пригласил меня на свой день рождения, где я впервые напилась, и частично потеряла память. А через полгода, на диспансеризации, выяснилось, что ещё и девственность.
Мне сразу стали завидовать все девчонки в нашем классе, а я очень гордилась тем, что я что-то потеряла — а мне теперь завидуют. Так ведь не бывает.»
«Когда я поступила в иститут, меня научили правильно сдавать зачёты. Сначала я сдавала их неправильно, и всё время приходилось пересдавать. А потом к нам пришёл новый преподаватель, который мне сказал: «Отсосёшь мне — получишь зачёт» Что он имел ввиду — я тогда не поняла, но он мне показал и научил.
Сначала, с непривычки, меня один раз стошнило, а потом ничего так… Понравилось даже.
В нашем институте было много мужчин-преподавателей, поэтому я всегда сдавала правильные зачёты.
С каждым днём я становилась всё красивее и красивее. Поэтому меня однажды пригласили сняться в кино. И даже обещали заплатить за это деньги! Фильм был очень красивым, про любовь. Я играла главную роль. Я, правда, не совсем поняла сюжет, но, по-моему, фильм был про институт. Потому что я всё время сдавала зачёты разным мужчинам-актёрам. Я снялась в кино четыре раза, а на заработанные деньги купила себе французские духи и красивую заколку.
Потом я долго покупала телепрограммы, и искала в таблице, по какому каналу покажут фильм «Доктор Анус из Хабаровска» Но так и не находила. Наверное, он теперь лежит в архиве Госкино, и его показывают только знаменитым режиссёрам.»
«После окончания института я устроилась на очень хорошую работу. Меня взяли работать личным секретарём генерального директора! Это очень, очень хорошая работа!
От меня только требовалось сдавать зачёты, и говорить по телефону одну фразу: «Алло! Фирма «Медиа Консалтинг Диджитал Фэшн Инкорпорейтед», здравствуйте! Иван Сергеевич на совещании!» А платили гораздо больше, чем в кино. Гораздо!
Я купила себе собачку, и назвала его Пуки. Мне сказали, что Пуки — очень редкой породы: китайско-персидская хохлатая чихуйня. И он такой — один в мире! Я очень любила Пуки, пока он однажды не съел по ошибке мою маму, и не издох.
Приехавшие милиционеры сказали, что я теперь должна заплатить им штраф, за то, что я тайно держала в доме гиену, но потом пожалели меня, потому что я в один день потеряла и маму, и Пуки, и я просто сдала рекордное количество зачётов.
Кто такая гиена — я не знаю, но маму было очень жалко. И Пуки, конечно же, тоже.
А потом у меня пошла полоса неприятностей. Через неделю после отдачи штрафа милиционерам, у меня ужасно начало чесаться в трусах. Я испугалась, и рассказала о болезни своему начальнику. Я искала сострадания и поддержки. Ведь он говорил мне, что любит меня! Но он оказался подлецом. Он уволил меня с работы, с криками: «Пошла вон отсюда, рассадник мандавошек!» Эти мужчины — настоящие подонки и скоты!»