Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
– Хочу не пропустить, как тебя убьют, – сказала она очень искренним голосом.
Сверху начал шириться свет. Я пригнул ее к полу, сам пригнулся, прячась за железной стенкой лифта. В кабине стало ярко, как на сцене, пол попытался подбросить к потолку. Я сжался, не привык к таким резким переходам от перегрузки к невесомости.
Из комнаты донесся усталый голос:
– Что там такое?
И второй голос, помоложе:
– В лифте никого, товарищ капитан.
– А, черт!..
– Погнать обратно?
–
Затем я услышал приближающиеся шаги.
Глава 45
Стелла упиралась мягким теплым боком, не дышала. Я тоже задержал дыхание, резко поднялся, одновременно нажимая на курок. Автомат затрясся, пытаясь вывернуться из рук. По ушам ударил грохот. Широкий парень в комбинезоне защитного цвета задергался, на груди появились рваные дыры, оттуда с готовностью выплеснулись красные струйки.
Я поспешно сместил дергающийся ствол чуть в сторону. В глубине комнаты вскочил человек, омоновец наконец рухнул навзничь. Автомат в моих дернулся в последний раз, человек отшатнулся к стене.
В тишине слышно было только мое хриплые дыхание. Дрожащими пальцами я поменял рожок, открыл дверь. Стелла выскользнула следом. Под стеной лежал, пытаясь приподняться на локоть, офицер, которого называли Петровым. Лицо его были перекошено болью, из груди и живота тоненькими струйками текла кровь.
Я подбежал, держа его лицо на прицеле, готовый в каждый миг нажать на курок. Расширенные глаза отыскали мое лицо. Он прошептал:
– Я ранен...
– А ты ждал ордена? – спросил я люто.
Он поднес к лицу ладонь, обагренную кровью. Глаза еще больше расширились в смертельном ужасе:
– Я ранен!.. Врача!.. Немедленно врача!
– Сейчас, разбежался, – ответил я еще злее. – Тебе что, нечего больше сказать, чтобы я... так и быть, проявил некоторое милосердие?
Глаза его наполнились смертельным ужасом. На губах уже пузырилась кровавая пена, он все еще не понимал, что уже убит, никто не верит в свою смерть, особенно те, кого учили убивать других.
– Вы обязаны... – прошептали его уже холодеющие губы. – Ваш долг... цивилизованного... человека...
– Да на этот ваш долг, – сказал я, – положил...
Я сказал, что я положил, нимало не стесняясь княжны, и где видел этот долг и в какой обуви. Его глаза полны уже не только ужасом, но и отчаянием.
– Я скажу важное, – прошептал он, – но вы должны вызвать врачей... Всех... самых лучших... Вторая группа захвата направлена по домам ко всем членам правительства... На тот случай, если кто из вас... заартачится... в наших руках... ваши семьи...
Я отпрянул, по телу пробежала холодная волна, я снова ощутил, как напрягаются мышцы, а усталое сердце откуда-то черпает силы. Или за счет чего-то.
–
– Одновременно...
Он хрипел, скрюченные пальцы хватали воздух. Я бросился в двери. Княжна вскрикнула:
– А милосердие?
Я обернулся:
– Ах да...
Автомат коротко встряхнуло, грохот еще метался по комнате, отпрыгивая от стен, сшибаясь с эхом, а я уже повернулся и побежал к выходу, это уже совсем рядом, близко, осталось только подняться по коридору, а там двери к солнцу и ветру... Краем сознания я знал, что встречу, скорее всего, град пуль в упор, вряд ли успею даже нажать курок, но это знал футуролог, академик и все такое, а бежал по коридору мужчина... может быть даже не мужчина, а первобытный зверь, который обязан защищать семью, детенышей, стаю, племя, народ...
Княжна догнала, бежала молча, только когда впереди замаячила широкая дверь, я услышал сзади горький упрек:
– Это и есть твое милосердие?
Я ответил, что сейчас выстрел в голову и есть удар мизерикордией, но потом понял, что ответил лишь в мыслях, ибо отвечать на любой вопрос – рефлекс воспитанного человека, а на самом деле я добежал и ударился в дверь, в последний миг со смертным страхом поняв, что все бесполезно, эта ж дверь открывается по особому коду, сам видел...
Тяжелая, как сейф, дверь чуть сдвинулась. Не веря себе, я налег плечом, уперся ногами. Дверь медленно начала открываться. В щель ворвался солнечный луч, прорезал полумрак, в нем, как в луче прожектора, заплясала пыль. А из внешнего мира донесся частый сухой треск, словно гигантские руки одновременно раздирали сто тысяч просушенных простыней.
За спиной послышался потрясенный голос:
– Ничего не понимаю...
Я тоже не понимал, почему меня не встретили автоматной очередью, почему не перехватили раньше, почему в предбаннике только омоновец и этот, который Петров. Но плечо мое уже дожало дверь, я всего на миг высунул голову, разом охватывая всю площадь, все те же желтые листья, несомые ветром, словно я не пробыл целую вечность в кремлевских подземельях, не убивал, не бегал по коридорам с убивающим железом в руках.
Из-за дальней церквушки высовывался нос или корма зеленого как ящерица бронетранспортера. Там громыхало, тяжелый корпус содрогался, покачивался, но выстрелы пушки тонули в чудовищном треске, который я не сразу определил как обыкновенные выстрелы... если бы мог поверить, что тысячи людей одновременно стреляют из охотничьих ружей и пистолетов.
Внизу, прямо за мраморными ступеньками, застыли автомобили. Все черные, внушительные, разных марок, в одном из них даже дверца приоткрыта. Я ожидал увидеть торчащие ноги водителя, они почему-то все сразу впадают в сон, едва машина останавливается, но за рулем, как и в салоне пусто...