Сборник "Русские идут!"
Шрифт:
Саид тоже смотрел на русского с горделивым презрением. Он был весь как высечен из гранита, ладный и крепкий, с блестящими мышцами, веселый и белозубый, кипящий силой и молодостью.
Рядом стоял, положив руки на ствол автомата Атанбек. Темный, как прогретый солнцем валун, гибкий, как виноградная лоза, что жадно пьет солнце, он стоял красивый и полный сил, вовсе не чувствуя страшного жара, не взмокший, в ладно подогнанном комбинезоне, с засученными рукавами.
– Я искал вас, – прохрипел человек.
Он сделал еще шаг, пошатнулся.
Саид понял, что кровь загустела от обезвоживания, этому сумасшедшему осталось жить всего несколько часов.
– Ты нас нашел, – согласился он. – А теперь скажи, зачем искал и – умри.
Мужчина упал на колени, пошатался, но огромным усилием удержался и так, на коленях, заговорил механическим голосом, хриплым и изломанным зноем и жаждой:
– Я старший сержант подразделения краповых беретов... Петро Данилюк. В моем взводе был Марат Ильясов... мусульманин. Он не ел сало, а я его заставлял... Как заставлял?.. Это в камере пыток можно держаться, когда из тебя рвут мясо раскаленными крючьями.. но не в казарме, когда все спят или идут в город, а ты моешь пол или чистишь отхожее место... Изо дня в день, из месяца в месяц... Я сломил его, он плакал, но ел сало. И я счел, что сделал доброе дело... Но через год вернулся в свой город, где мой лучший друг плюнул мне в лицо...
Все толпились, слушали с жадным интересом, в тишине слышно было только сдавленное от ярости дыхание, щелчки взводимых затворов, да лязг ножей, что выдергивали из ножен. Саид спросил страшным голосом:
– То был мусульманин?
– Нет.
– А кто?
– Мой земляк из Перми. Я ему врезал и перестал с ним общаться, но потом были еще и еще. А мой школьный учитель... я его любил и уважал, закрыл передо мной дверь. Я всем рассказывал, как можно мусульман научить есть сало и сделать их людьми, и как-то один из очкариков ударил меня по лицу. Я нанес удар... и скрылся, потому что за переломанную шею... Но я ощутил что-то... и пришел к одному из тех, кто знает вашу веру... рассказал все... а он мне начал рассказывать, начиная от того, как ваш пророк пас ослов...
Голос его становился все невнятнее, слова давались с трудом. Вязкая кровь безобразными наплывами, похожими на сгустившуюся нефть, застыла под нижней губой, заполнив впадину до подбородка.
Все молчали, даже затворы не щелкали. Впрочем, пули уже были в стволах, а рукояти ножей зажаты в дрожащих от ярости ладонях.
– И как ты оказался здесь? – спросил Саид.
– Я искал вас...
– Зачем?
– Чтобы умереть...
Саид посмотрел на небо, по сторонам:
– Откуда ты пришел?
– Из Карчугера...
За спиной Саида послышался недоверчивый говор. Даже опытный кочевник не решает пуститься в путь через эти гиблые пески без каравана. А этот прошел
Саид перевел взгляд на ноги бывшего сержанта краповых беретов. Теперь, когда тот стоял на коленях, распухшие ступни стали видны во всей своей израненности. Не просто разорваны острыми камнями, а истерты до костей. Он не истек кровью лишь потому, что обезвоженный организм плохо расставался с кровью, она тут же загустевала прямо в ранах, а когда израненными ступнями наступал на острое, камень лишь обагрялся кровью, но на следующем шаге второй камень уже был чист.
Файзулла сказал, блестя живыми глазами:
– У меня есть болеутоляющее! Я сейчас сделаю уму укол.
Саид с неприязнью оглянулся на побывавшего в США:
– Зачем?
Файзулла развел руками:
– Стрелять в человека, это совсем не то, что в русских.
Саид перевел взгляд на русского сержанта. Лицо его было обезображено, превратилось в распухшую маску безобразной красной плоти. Из-под лохмотьев виднелась обгоревшая кожа, волдыри уже размером с крупную гальку, сливаются, плечи и спина похожи на безобразную подушку. На месте глазных ям остались узкие щелки, откуда проглядывали залитые кровью яблоки глаз.
Он медленно вытащил из кобуры пистолет:
– Нет, Файзулла. Он умрет так, как хотел.
Все молчали, отводили взгляды, Ананбек смотрел блестящими глазами. Файзулла предположил:
– А может быть, просто взять его в плен? Он здоровый, может выжить.
Саид покачал головой:
– А потом?
– Потом?.. Не знаю. Теперь у меня нет на него зла... Если такой кусок ишачьего дерьма сумел подняться до такого человека... то, я не знаю... Он разом искупил вину всех русских...
Саид сказал медленно:
– Оставить ему жизнь? И обесценить то, что он сделал?.. Для мужчины дело всегда важнее жизни. Ты слышишь меня, русский?.. Ты выполнил то, что хотел.
В распухшем лице ничего не изменилось, но Саид чувствовал, что в мозгу крапового берета, что держался изо всех сил, отметилось выполнения самого важного за всю жизнь задания, которое он дал себе сам.
Саид поднял пистолет, темное дуло смотрело прямо в лоб истерзанного человека. Все видели, как черные безобразные губы дрогнули, пытаясь раздвинуться в улыбке. Грудь приподнялась, кожа с сухим треском лопалась, из поврежденных пузырей потекли струйки мутной сукровицы. Затем он с облегчением выдохнул.
Сухо щелкнул выстрел. Русский все еще стоял перед ними на коленях, во лбу образовалась темная дыра шириной в палец, но кровь не плеснула алой струей, человек уже был больше чем наполовину мертв, и просто диво, что сумел дойти и сказать.
– Похоронить под этой скалой, – распорядился Саид. – Отныне это скала Праведного Русского. Положить на могилу камень, высечь письмена... Салют из всего, что у нас есть.
– Салют? – переспросил один из бойцов, что пришел сражаться за веру Аллаха из далекого горного племени. – Что это?